Пока я спала - стр. 21

Снова спотыкаюсь о чемодан под ногами и отправляю его под кровать. Что вообще он тут делает? Может, я собиралась в путешествие? Или сбежать?

Да, пожалуй, это самая здравая мысль, если знать все вводные.

По пути цепляю пульт и включаю телевизор, находиться в тишине и дальше – выше моих сил. Пролистываю новостные каналы, добираюсь до музыкального и врубаю звук повыше, чтобы слышать и на кухне.

Скольжу по ламинату в сторону холодильника и бессовестно тянусь за новой порцией испанского вина. Это в сто раз лучше любого успокоительного. В замке поворачивается ключ, слышится скрип входной двери. Ставлю едва отпитый бокал на стол и выхожу навстречу мужу.

Испытываю некоторую тревогу от встречи с маленьким существом. Моим сыном. Стоит только представить, что он когда-то жил в моем животе, а потом вылез наружу, причем не самым эстетически красивым образом – я покрываюсь испариной. Это пугает до чертиков!

Миша снимает куртку, на полу возле его ног стоит автокресло с маленьким пассажиром. На малыше красный пуховый комбинезон, из которого одни только щеки и торчат. Глазки закрыты, и я успокаиваюсь. Знакомство откладывается.

– Держи, – откашливается муж, привлекая внимание к себе.

Я перевожу взгляд на йети, оправдывающего свою кличку на двести процентов: его брови снова сурово нависают над веками, а глаза проходятся по мне тяжелым взглядом. Он протягивает мне увесистый пакет из аптеки и закладывает руки в карманы.

– Можешь подойти, – кивает на ребенка.

– Нет, я… он спит, – трясу головой с такой силой, что она снова начинает болеть.

Я не готова.

Йети кивает, вскользь кидает взгляд на мои босые ступни и уходит в сторону детской с люлькой в руках. Я прохожу на мысочкам вслед за ним и подсматриваю.

Он явно знает, что делать: вынимает ребенка из кресла, прижав к себе, укладывает на диван, расстегивает верхнюю одежду. Мелкий начинает кряхтеть, когда его дергают за ручки и ножки, чтобы высвободить из одежды, и я нервно поджимаю губы. Только не просыпайся, только не просыпайся!

Операция “разминировать бомбу” проходит успешно, и муж перекладывает сына в кроватку. Включает ночник, проецирующий животных на стену, и выходит.

– Я лягу на диване, – тихо говорит моему лбу, кивая на детскую комнату.

– Может… – показываю на кухню.

– Хочешь есть?

– Поговорим?

Одновременно произносим мы.

Серые глаза, наконец, упираются в мои. Это сложный взгляд, непонятный и сильный. Я немного теряюсь под ним, потому что обычно с мужчинами, обладающими таким взглядом, не связываюсь. В них слишком большой багаж, а я люблю путешествовать налегке.

Наконец, Миша кивает в излюбленной едва заметной манере и делает шаг к кухне.

Поговорим.

– Телевизор орет, – словно удивленно говорит Миша, останавливаясь возле открытой двери спальни.

– Мне было невыносимо тихо, – проскальзываю мимо него и берусь за пульт.

Делаю на несколько делений тише и оборачиваюсь к мужу. Я плохо переношу тишину, годы, проведенные в дороге, приучили к постоянному соседству и шуму. Даже засыпать мне привычнее под мерный стук колес или гудение двигателя. А храп соседей по хостелу заменяет для меня колыбельную.

– Лучше выключить, – взгляд мужа по-прежнему напоминает сталинский: пристальный, испытующий.

Я удивленно приподнимаю брови, ощущая себя в собственном маленьком тоталитарном государстве. Он всегда просит так, словно его слово не обсуждается?