Пока мы рядом (сборник) - стр. 16
– Кирилл Андреич! – услышал я в трубке по-настоящему растерянный голос Бесс. Она хотела добавить еще что-то, но голос прервался, как будто ей зажали рот, и тут же связь прервалась. Я еще пытался кричать в трубку, что на все согласен и прошу только помочь мне найти Стаса, но, поняв, что меня уже никто не слушает, чуть не разбил мобильник об пол. И вспомнил тот дорогой бело-черный аппарат, грубо раздавленный каблуком…
Это на меня подействовало. Я вернулся в действительность и сразу приступил к действиям.
Глава 6
Семейные связи
Как раз на сегодня я уже наметил встречу с моей матерью. Многолетняя, хотя и не близкая, подружка Антонины Петровны Стасовой, она вполне могла помочь мне в поисках.
Тоненькая английская девочка с Майкиным лицом находилась в опасности, и это действовало на меня лучше всякого допинга. Есть мне не хотелось, в рот, кроме крепкого чая, ничего не лезло. Я привел себя в порядок, позвонил матери, что приеду, и помчался на родственную встречу.
Пока я нахожусь в дороге, еще немного предыстории…
У нас с матерью – одинаковые отчества. Кирилл Андреевич и Полина Андреевна. Собственно, в этом и заключается почти единственное сходство между нами. Все остальное в матери всегда было для меня непонятным и чуждым, как в песне беспризорников: «Родила меня не мать, а чужая тетка!»
Мать, видимо, переносила на меня свои чувства к моему отцу: любви, если она и была вначале, я не застал, зато мне достались постоянное осуждение и некое враждебное любопытство: что еще я могу выкинуть по наущению отцовских неуправляемых генов и откуда воспоследуют новые неприятности?
Такой я запомнил ее в нашей огромной квартире в сталинском доме, где на моей памяти уже не было отца. Одну комнату в ней занимала мать, другую – так же единолично – дед, бывший референт Кагановича; третья, большая гостиная, – служила местом сборищ знакомых матери, «людей нашего круга», детей членов правительства. Полянских, Лукьяновых и других… А еще одну, самую маленькую и неудобную, занимали мы на пару с бабкой, редким человеком в моем семействе, воспринимавшим меня как равноправного члена семьи, а не разболтанного приблудного приживала. Еще я запомнил детские страшные сны в этой комнате и постоянную гнетущую атмосферу огромной холодной квартиры, словно впитавшей тревогу и страх ее бывших хозяев. Кто знает, как пришлось им оставить свое жилище? Запомнился мне лифт, так называемый «черный», поднимавшийся прямо в кухню, в отличие от «белого», обычного лифта в подъезде, длинные коридоры со множеством встроенных шкафов и шкафчиков и просторная ванная, где иной раз утром обнаруживался объект постоянной травли – крупный кожистый черный таракан размером с жука-носорога. Только в южных странах встречал я впоследствии нечто подобное.
Семейное гнездо давило на меня своими размерами, пустотой и негостеприимством. Даже с лучшими друзьями – Майкой, Вэном и Стасом – мы предпочитали собираться или в сумрачном голом дворе возле нашего тринадцатого подъезда, или – еще лучше! – в скверике напротив Дома на набережной. Репинский сквер – там, на высоком пьедестале, красовался памятник Репину с холстом и кистью, задумчиво глядящему на наш тот самый зимний переход на спор через Москва-реку по льду. Как только мы со Стасом тогда не провалились!