Пока играет скрипач - стр. 20

– Так вышло. Ничего не попалось другого, – оправдывался виновато.

– Как войдёт, так и выйдет, – резюмировал Алька Шик.

Петух, как знаменитый царский адмирал-академик Крылов, употреблял всё, «кроме воды и керосина»[28]. Боб пил «Спотыкач» из принципа. Начинали политех вместе. Один курс он как-то, где-то профилонил. То ли с наслаждением, то ли с отвращением хлебнул. Изрёк, уродуя, как обычно, букву «р»:

– За севегное напгавление я тепегь спокоен. Там вгаги не пгойдут!

Немного окосев, продолжил:

– Закончу – тоже, пожалуй, пойду. Попгошусь сам. Пойдём вместе, Алька, а?

Шик никогда за словом по карманам не лазил. Что попадалось, то и декламировал:

– Непгеменно, Бохматик. У моей Люсенды есть надёжный вгач. Семён Абгамович. Психиатог. Он направленьица нам по такому случаю почти бесплатно пгодаст.

Объявили посадку на рейс.

Хоть я и не глотнул петуховского «Спотыкача», но два часа лёта провёл в полусне. А если б хлебнул, изменился ход событий? Или нет? Для меня, не для планеты же. Я «Спотыкач» не принимал, а рейс тот аэрофлотовский, мой первый рейс в Мурманск, над ним и… споткнулся.

За иллюминатором – мгла. Щелчок микрофона и стюардесса спокойненько, подумаешь – делов-то:

– Над Мурманском снежный заряд. Наш самолёт возвращается в Ленинград.

Ещё два часа, посадка. Я – снова в Питере. Первый раз такое было. И пока, тьфу-тьфу, последний.

Часок поболтались у стойки регистрации. Самолёт заправили (хотелось верить). Загрузились снова. И на второй заход.

К двенадцати ночи приземлились. Явно не в Ленинграде. Тихо, морозно, темно. Всё в снегу. Начало сентября.

Хотелось Заполярья? Извольте. Это ещё не всё. До Мурманска автотранспортом часа полтора. Рейсовые автобусы ушли в десять вечера. Теперь утром. Аэропорт – деревянный барак. Половина пассажиров куда-то рассосалась. Остальным дали раскладушки. Видимо, все северяне. Ни у кого никакого шороха или недовольства. Ситуация обычная. Не в первой. Заснул, как убитый.

Утром на автобус и – в Мурманск. Обледенелое шоссе, вокруг заснеженные сопки. Низкие тучи, мелкий колючий снежок.

Штаб дивизии практически в центре города. На берегу залива. Вправо и влево – корабли, корабли… Сердчишко забилось.

Отдел кадров. Начальник, полковник, заслуженный, в сединах. Оглядел меня, документы.

– Чего вчера не прибыл?

Доложил, показал справку. Желающим в аэропорту давали.

Полковник миролюбиво:

– Это ничего, это нормально. Привыкнешь. Да, вчера с утра был уже один. Такой же, как ты. Макаренков.

Я поддержал разговор:

– Знаю его. С горного факультета. Нас двоих направили сюда. А он родом из Апатит.

Подтвердил полковник. И меня обрадовал:

– Так. Его я отрядил сюда. В Мурманск. При штабе дивизии. В отдельный зенитно-пулемётный взвод. Ты не успе-е-ел…

Вот так. Кадровик уже что-то писал, печать шлёпал. Продолжил самое главное для меня:

– А ты у нас поедешь в Печенгу. Севернее, да не совсем. Есть ещё новая Земля. Так что – не боись. В отдельный зенитный дивизион поступаешь. Нормальный ход!

Три львовских[29] рейсовых автобуса. С площади у железнодорожного вокзала. На Печенгу – Заполярный – Никель. В семнадцать тридцать вечера. Такая же связка была утром.

И погнали. Назад, мимо аэропорта, а точнее – на север. Вокруг – сопки, метель, мгла.

Уже рано темнело. А львовские гнали – чертям тошно. В их удали мне предстояло убедиться, обливаясь потом от ужаса. В недалёком будущем.