Пока горит огонь (сборник) - стр. 20
– На хрена? – дернул худыми плечами Григорий. – Ничего уже не вернуть: вон она, жизнь, просвистела.
Он затянулся папиросой, потом обернулся к Кате:
– А ты чего не спишь-то? Завтра рано подниматься…
– Да так… – буркнула она, разглядывая царапину на коленке.
Дядя Гриша, потоптавшись за ее спиной, присел рядом, спросил мягко:
– Волнуешься, что ли?
– Угу, – не глядя на него, кивнула она. – Понимаешь, он же меня с детства не видел. Может, думает, я така-а-ая выросла! А тут приедет: ни кожи, ни рожи, в школе тройки хватает. Ничего во мне особенного нету, интересного.
– Да ты что? – изумился дядя Гриша. – Хватит чушь-то молоть! Да он обрадуется, как я не знаю… Да если б ко мне…
– А с чего ему радоваться? – перебила Катя. – С чего ему вдруг меня любить? Меня и родная мать-то не очень…
– Дурочка ты, это точно, – сказал дядя Гриша. – Сама подумай: ты, чтоб его найти, такую дорогу проделала, не побоялась! Таких, как ты – смелых, упорных, отчаянных, – поискать еще. Эх, Катька, да если б у меня такая дочка, как ты, была, я бы…
Он осекся, смешался.
И Катя, стрельнув на него быстрыми глазами, ткнулась лбом в его плечо:
– Ладно, дядь Гриш, пойдем спать. Как получится, так получится.
Утром баба Нюра проводила их до калитки, перекрестила на дорогу и вдруг коротко, неловко обняла Катю, притиснула к своей могучей груди. Сказала скороговоркой:
– Ты вже, Катюня, нэ забувай бабку-то, навещай хоть когда. Внучка ж ты мэни все ж, единственная.
И тут же, словно устыдившись собственной мягкости, отпихнула девочку, бросив:
– Ну, усе, усе, собрались, так ступайтэ. Чого тут сырость разводыть?
Распрощавшись с бабой Нюрой, Катя и Григорий двинулись по уже знакомой пыльной дороге до железнодорожной станции.
На перроне дядя Гриша заметил газетный киоск, сказал Кате:
– Смотри-ка, тут и российские газеты есть. Куплю, хоть почитаю в дороге, что на родине делается.
Пока он расплачивался с продавщицей, Катя взяла с прилавка пахнущие типографской краской листки, развернула и тихо пискнула. С первой же страницы на нее глядела ее собственная фотография. В заметке сообщалось о пропаже девочки, Демидовой Екатерины, далее следовали год рождения и особые приметы.
Дядя Гриша, услышав ее возглас, обернулся к Кате:
– Ты чего? – и тоже уперся глазами в газетное объявление.
– Значит, мама вернулась, – прошелестела Катя. – Макс бы в жизни ей не сказал, что я пропала…
– Хорошие дела, – протянул дядя Гриша. – Это, выходит, нас по всей стране уже с собаками ищут…
Не сговариваясь, оба они покосились на дежурившего по станции милиционера в светлой летней форме. Тот отчего-то тоже настороженно поглядывал на странную пару на платформе.
– К нам идет, – одними губами выговорила Катя. – Бежим, дядь Гриш…
– Стой спокойно, – прошептал он. – Вон поезд подходит, успеем.
Мимо прогрохотали, останавливаясь, вагоны. Милиционер был все ближе.
К счастью, путь ему преградила какая-то неловкая дородная тетка, ковылявшая по перрону со множеством сумок, корзинок и баулов в руках. Поравнявшись с милиционером, она, как нарочно, выронила корзинку, по платформе запрыгали, разбегаясь, подернутые белым налетом сливы. Милиционер наступил на одну из них, поскользнулся, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Выругался на тетку, и та, раззявив вымазанный красным рот, принялась истошно материть его на весь перрон. Лязгнули, открываясь, вагонные двери. Катя и дядя Гриша вскочили в поезд и протиснулись подальше в потную, жаркую толпу.