Пока цветёт сирень - стр. 23
– Мой муж, Иван.
– Отлично, ты счастливо замужем и любишь мужа?
– Да, именно так.
– Ты целовала меня, Настя. Тыце-ло-ва-ла меня. Счастливо замужние женщины не целует посторонних мужчин. Счастливо семейные люди не изменяют своим супругам.
– Поцелуй – не измена.
– Поцелуй – измена, самая настоящая измена.
– Ты ведь дока в изменах, поверю на слово.
– Не такой, как ты, вероятно, думаешь, а вот кое в чём другом, да, дока.
– В чём же? – Настины руки вцепились в её же плечи, Роман подумал, что там, под лаком, они побелели от силы сжатия.
– В самообмане. Я очень долго обманывал себя, даже, когда всё становилось очевидным – я обманывал, и достиг в этом огромных высот. Сейчас ты обманываешь себя. Долго будешь обманывать, пока однажды критическая масса самообмана не разрушит твою жизнь, а может быть, и тебя саму.
– Я себя не обманываю, я люблю Ваню. Он хороший, самый лучший, вчера… Вчера я ошиблась.
– Думай, как тебе спокойней, Настенька, обманывай себя, сколько хочешь, это ничего не изменит, лишь усугубит. Счастливо замужние женщины других мужчин не целуют.
– Это ничего не меняет!
– Это всё меняет. Всё. Меняет.
– Лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– Хм, – Роман взмахнул руками. – Настенька, ты только что говорила, что любишь своего мужа. Причём здесь народная мудрость? И, кстати, я-то кто? Журавль? Синица?
– Конечно, журавль, – щеки Насти стали алыми, сравнялись по цвету с кончиком носа, который всё ещё был красноватым от слёз и салфеток.
– Ты выбираешь синицу?
– Да.
– Хорошо, что твой любимый муж не слышит… Это обидно для мужчины. Впрочем, у тебя, любительницы синиц, есть выбор. Вон он я – синица, выбери меня.
– Ничего себе, синица… – Настя всхлипнула и, наконец, высморкалась в салфетку, отворачиваясь от Романа. Он усмехнулся. Скрыть дочь ей было не стыдно, рыдать в машине – не стыдно, целовать– не стыдно, а высморкаться – проблема.
– Настюша, напомнить, что было вчера, сегодня целый день и будет ещё значительное количество времени? Там сгорело не производство, это деньги, огромные деньги. Это долгосрочный проект. Прибыли не было, одни вложения. Сгорели контракты, наработки, репутация, точный ущерб пока не известен, но могу точно тебе сказать – я синица. Воробей. Ты спрашивала, сколько стоит моя рубашка? Вероятно, я скоро останусь без последней рубашки. И это – если мне повезёт, и против меня не возбудят уголовное дело.
– Уголовное? Но за что?
– В цеху были люди.
– Но никто не погиб.
– Пока не погиб. Ты видела списки пострадавших… В любом случае – пострадавшие есть.
– Не знала… Не думала.
– Ты ассистент, причём временный и, прости уж, без должной квалификации, многое проходит мимо тебя, напрямую ко мне. Пока всё было спокойно – это не имело значения, а сейчас ты бы не осилила.
– Найди себе другого ассистента.
– Я вызывал своего, из Москвы. Она будет завтра утром, но ты останешься здесь, помощь Лилии лишней не будет.Ты будешь нужна мне, ты нужна мне, – он смотрел в растерянное лицо Насти, с которого слетела защитная маска. Это была та же девушка, в которую он влюбился. Не изменившаяся. Волосы на несколько тонов светлее, губы в помаде, но всё та же Настя. – Нужна мне, – повторил он.
У Насти была тонкая, словно фарфоровая кожа, гладкая и сладкий запах духов, не шлейфовых, мягких, ощутимых лишь у самой кожи. За ушком или на шее. От губ пахло леденцами, а её тело, прижатое к Роману, было одновременно худеньким, казалось, он ощущал рёбра и косточки, и мягким, девичьим, отзывчивым.