Пока цветёт сирень - стр. 20

Вернувшись к вечеру, почти ночью в офис с места происшествия после бесед с представителями МЧС, пожарной охраны, гостехнадзора, парой десятков других надзоров, Роман надеялся посидеть в тишине минут двадцать. Боль в шее становилась нестерпимой, он в очередной раз вспомнил, что надо бы обратиться к врачу. Очевидно, в ближайшие несколько недель ему, если и предстоит общение с докторами, то не по поводу своей шеи.

В кабинете было темно и тихо, в приёмной горел свет, но тоже никого не было. Бумаги рассортированы, лежали стопками, стеклянная поверхность журнального столика, рядом с диваном для посетителей, сверкала. Записки, обрывки бумажек, сломанные ручки и карандаши исчезли, словно их и не было. Идеальная чистота.

Роман попытался хотя бы на минуты абстрагироваться от действительности, бившей хлёстко, не давая проанализировать последствия для себя лично. Облокотился на спинку дивана, голова опустилась на мягкость кожаной обивки. Глаза закрывались, накануне ночью Роман не спал, соблазн уснуть стал, как никогда, велик.

– Простите, – Роман не сразу понял, что он на самом деле уснул, просто провалился в сон, как в вязкую субстанцию. Настя держала в руках обыкновенную женскую сумочку, которую он не замечал до этого мгновения, и собиралась уходить.

– Ещё на работе? – хмурясь, спросил Роман.

– Надо было отксерить, – Настя показала рукой на стопку бумаг.

– А?.. – Роман посмотрел на стоящий в углу ксерокс.

– Не работает, я вызвала мастера из технической службы. Может, сгорел?

– И этот сгорел, – Роману стало смешно от каламбура. Всё в его жизни шло наперекосяк, горело, только пепел летал вокруг, да зола оседала на слизистой носа и глаз, и от этого их нестерпимо резало. – Сгорел он! – он покатывался от смеха, давился им. – А ты мастер шуток, Настенька.

– Я могу идти?

– Нет, не можешь, – вмиг позабыв собственную весёлость отрезал он. – Садись, – Роман подвинулся на просторном диване. – Хочу обсудить ещё одну твою шутку.

– Не понимаю, – Настя выглядела растерянной, бледной, усталой. Отпустить бы её домой, приготовить ужин, накормить, выдать бокал вина, усадить перед телевизором с дрянной мелодрамой, поглаживать её белокурые локоны, пока не уснёт, а потом отнести в постель. Свою постель. 

– Вот и я не понимаю, Анастасия, – Роман встал, демонстративно закрыл приёмную на ключ. – Не понимаю, ты всю жизнь собиралась скрывать от меня моего же ребёнка? Или планировала на её совершеннолетие сделать подарок – отца?

– Какого ребёнка? – Настя отступала к своему столу. Она не умела врать, Роман это видел. Тогда, три года назад, у неё не получалось хитрить, сейчас она тоже не научилась этому мастерству.

– Моего и твоего.

– У меня нет ребёнка.

– Нет?

– Нет у меня никакого ребёнка!

– Отлично! Я не настаиваю, может быть, эта девочка, которая была на твоих руках на пороге больницы, не твой ребёнок. Может быть, это соседская девочка или твоя сестра, но то, что это мой ребёнок – у меня сомнений нет. Эта девочка – моя дочь.

– Твоя дочь? С чего ты взял?

– Знаю.

– И какой возраст у твоей дочери?

– Три года… Нет, получается два года, три месяца. Как-то так. 

– Ты уверен, что тому ребёнку, которого ты видел, два года? Не пять? Или год?

– Я не знаю, сколько ей лет. Не очень-то я разбираюсь в детях, хоть пять ей, хоть год. Сути это не меняет – она моя дочь.