Походы Александра Македонского - стр. 32
Проблема была в том, что Фивы с Филиппом, в отличие от Афин, не враждовали, потому что их связывали особые отношения с царским домом Македонии. Филипп жил в этом городе в качестве заложника и многих фиванцев знал лично, да и во время войны с Фокидой македонцы не раз приходили к ним на помощь. Но что самое главное, у базилевса не было к Фивам никаких претензий и нападать на них он не собирался. Да и у самих граждан настрой был соответствующий и воевать желания не было, что и засвидетельствовал Плутарх: «Фиванцы ясно видели, в чем для них польза и в чем вред, ибо у каждого в глазах еще стояли ужасы войны, и раны фокейских боев были совсем свежи»[13]. Поэтому, когда к ним прибыли послы и от Филиппа и от Афин, то казалось, что шансы втянуть Фивы в войну с Македонией не велики.
Но именно здесь наступил звёздный час Демосфена, который превзошёл сам себя и совершил невозможное, втянув целый народ в совершенно ему не нужную и бессмысленную войну. Красноречие гениального оратора волной накрыло фиванцев, и они с трепетом внимали, что им изрекает с трибуны великий человек. А Демосфен вещал о чести и доблести, вспоминал славное военное прошлое Фив, великих стратегов Эпаминонда и Пелопида, победы фиванцев при Левктрах и Мантинее. Оратор заливался соловьём, разжигая мужество и честолюбие граждан Фив, и они, по словам Плутарха, забыв о страхе, благоразумии и благодарности всем сердцем и помыслами устремились к доблести. Никто из правящей верхушки города не сумел удержать своих сограждан от охватившего их безумия. Главная беда фиванцев заключалась в том, что они реально не оценили сложившуюся обстановку, а поддались волшебной силе ораторского искусства. Наслушались Демосфеновых речей и приняли роковое решение, которое в конечном итоге приведёт к полному уничтожению их родного города.
Можно представить гнев базилевса, когда он узнал об этом странном и непонятном для него решении фиванцев. Но отступать царь не стал, а решил сражаться против объединённой вражеской армии. Когда собрались все союзные контингенты, то войско Филиппа насчитывало 30 000 пехоты и 2000 всадников. Македонская армия выступила в поход на Фивы.
Под командованием стратегов Хареса и Лисикла начали выдвижение афиняне, они форсированным маршем прошли через Беотию, подошли к городу Херонея и соединились с фиванской армией. Вскоре у Херонеи появился Филипп, и противники стали готовиться к битве. По количеству пехоты противоборствующие армии не уступали друг другу, не исключено, что у союзников её было даже немного больше. Зато ветераны Филиппа, закалённые десятками походов и сражений, на голову превосходили афинских наёмников и ополченцев, поэтому главная надежда союзников была на фиванских гоплитов, которые обладали великолепной индивидуальной подготовкой. О том, сколько всадников выставили союзники, нам не известно, поэтому не исключено, что у македонцев было колоссальное преимущество в коннице. Но главной бедой эллинов стало то, что во всём объединённом греческом войске не было полководца, равного Филиппу как по боевому опыту, так и по таланту военачальника.
В свете всего вышеизложенного предприятие Демосфена выглядит довольно сомнительной авантюрой, с предсказуемым исходом. То был скорее шаг отчаяния, продиктованный безысходностью. Понимали ли это фиванские и афинские гоплиты? Скорее всего, да. Поэтому мужество тех, кто пришёл на равнину к Херонее, сомнений не вызывает, эллины видели македонскую силу, с которой вот-вот вступят в бой, и тем не менее не дрогнули. Если боги помогут, то они остановят вражеское вторжение и не допустят, чтобы ноги завоевателей топтали священную землю Эллады. В битве всякое бывает, да и Филипп не бессмертен, точный удар копья или метко пущенная стрела – и Греция спасена!