Похитители рождества - стр. 6
– Ах вы, мазурики.
– Так точно, мазурики, – улыбнулся Яблочков.
– Докладывай обстановку, – велел Крутилин, усаживаясь. – И стакан начальству налей.
– Рождественская ночь прошла на удивление спокойно: пара пьяных драк, но без поножовщины, зачинщики храпят по камерам. С десяток карманных краж в храмах. Один из воришек пойман на месте самим пострадавшим. Не местный, гастролёр из Костромы. Уже сфотографирован для картотеки.
– За Рождество! – поднял стакан Иван Дмитриевич.
– Долго у Прасковьи Матвеевны не задерживайся. Мы вечером на бенефис Монахова идём, – напомнила Ангелина, смахивая с сюртука Крутилина последнюю пылинку.
– Куда- куда? – удивился Иван Дмитриевич.
Готов был поклясться, что про Монахова слышит впервые. И само слово «бенефис» тоже.
– В Александринку. Ещё месяц назад это решили. Ты ведь не расстроишься, если пьеса будет другой? Представляешь, автор в последний момент запретил её ставить. Потому будут давать надоевшее всем «Горе от ума». Ты, верно, наизусть его знаешь?
Крутилин кивнул. Про «Горе от ума» он уже где-то слышал. Кажется, Пушкин написал. А может, Гоголь. Кто их, писак, разберет? Развелось их, как тараканов на постоялом дворе. Но как же Иван Дмитриевич умудрился про билеты в театр забыть? Видимо, Геля согласовывала их покупку в неудачный момент, когда Крутилин о служебных делах размышлял. Есть у него такая привычка – вроде бы с домашними разговаривает, а на самом деле план допроса обдумывает или докладную градоначальнику. Кивнет механически в ответ, а потом вдруг выясняется, что согласился на новый шкаф или вот пойти в театр.
– И от меня Никитушке подарок передай, – Геля протянула маленький деревянный ящик, окрашенный в красный цвет.
– Нет, Прасковья твои подарки приносить запретила, – замотал головой Крутилин. – На Пасху такой скандал закатила.
– А ты не говори, что от меня.
– А что там внутри? – уточнил Иван Дмитриевич. – Если дарить, надобно знать.
– Подвижные буквы и знаки препинания. Это азбучный ящик для обучения грамоте. Из букв можно составлять слова и предложения.
– Никитушке вряд ли понравится…
– Пускай обучается. Володя Тарусов в пять лет научился читать. А нашему уже семь, а он ещё букв не знает.
Крутилина больно резануло слово «нашему» – Ангелина очень хотела детей, а он, как мог, сопротивлялся:
– Знаешь, как тяжело незаконнорожденным? – уверял он её. – Все в них пальцем тычут.
– Так что из-за предрассудков мне детей не рожать? – возмущалась любимая.
– Ну… мы что-нибудь придумаем. Как только во Франции волнения успокоятся, туда поедем. Говорят, там венчают не в церкви…
– А где?
– В полиции. Приходишь и говоришь: запишите нас мужем и женой. И всё!
– А в России такой брак призна̀ют?
– Не знаю, – честно ответил Иван Дмитриевич. – Надо у князя Тарусова спросить. Он юрист, должен знать.
Кухарка Степанида, служившая ещё при Крутилине, от радости разве что на шею не бросилась:
– С Рождеством, Иван Дмитриевич!
Хорошо, что предусмотрительная Геля и для неё подарочек купила – клубок шерсти для вязания. Следом выбежал Никитушка:
– С Рождеством! С Рождеством!
Скинув Степаниде шубу, Иван Дмитриевич подхватил сына и подкинул к потолку.