Похититель императоров (Собрание сочинений) - стр. 21
– Рана сия не слишком тяжелая! – снова назидательно объявил мне главный врач России.
– Мне непонятно, почему вы считаете рану легкой, если вытащили из нее осколки кости?
Поджав губы, лейб-врач императора ничего мне не ответил, а повернул голову к Багратиону:
– Увы, больше мне здесь делать нечего, и я вынужден покинуть вас!
А после чего удалился, даже не глянув на меня. Если бы я тогда знал, что пройдет, не так уж много времени и у нас с Вилле будет еще одна встреча, когда он будет вести себя в отношении меня уже куда более тихо.
Затем я уже сам обработал рану генерала антисептиком из своей аптечки, и, отвергнув приготовленную Говоровым корпию, аккуратно замотал ногу гигиеническим бинтом.
– Теперь мне нужны две дощечки и тонкая веревка! – объявил я стоявшим поодаль адъютантам.
Когда и то, и другое было доставлено, я, как когда-то учили оказывать первую помощь при переломах.
Покончив с ногой, я велел найти несколько перин и постелить их в дорожной коляске, чтобы князя не растрясло в дороге.
После этого мы повезли Багратиона в Можайск. В дороге у раненого были жар, бессонница, «колючие боли в ране беспрестанно мучили» его.
– Надеетесь ли вы скоро поставить меня на ноги? – спрашивал он, то меня, то Говорова.
– Ничего определенного сказать не могу, так, как настоящее состояние раны до конца мне еще не совсем известно. – отвечал доктор.
– Ну, а что скажите вы? – поворачивал князь голову ко мне.
– Мне состояние раны известно и я уверен, что все у нас с вами будет распрекрасно, – приободрял я раненного, хотя в благоприятном исходе лечения, разумеется, уверен не был.
Уже по дороге на Можайск нас настигло известие, что потеряна батарея Раевского, а наша гвардейская кавалерия отчаянно контратакует противника. Картина между Бородином и Можайском была грустной. Скакала в несколько рядов по большой дороге на лошадях, покрытых пылью и пеной артиллерия. Следом за ней почти бежали пехотные колонны. Тысячи солдат с изнуренными и окровавленными лицами искали свои полки. Кавалеристы еле держались на седлах. Обозы и повозки с ранеными, теснясь, медленно двигались в сторону Москвы. Небо было серо, накрапывал противный редкий дождь.
– Это земля русская плачем по сынам своим! – не удержался я.
Поворотив голову в мою сторону, князь внимательно посмотрел, но ничего не сказал.
В Можайск мы приехали уже вечером почти в темноте. На площадях и улицах Можайска горели костры, подле них вповалку лежали раненые. Слышались крики боли, стоны, молитвы и сочный мат. Для князя отыскали более-менее приличный дом. Это оказался трактир.
Испуганный хозяин, выскочив на крыльцо, заломил руки:
– У меня все почитай под горлышко забито.
– Ничего, потеснятся!
Когда Багратиона переносили из коляски, он не стонал. Это был уже хороший признак, так как в описании состояния Багратиона указывалось, что по приезде в Можайск ему стало хуже. Это значило, что я пока все делаю правильно.
Трактирщик не врал, повсюду на кухне, на бильярде, под бильярдом лежали раненые. Их хотели убрать, но Багратион не позволил.
В Можайске перевязку Говоров провел вместе с главным врачом Второй армии Гангарто. Последний, было, попытался отстранить меня от участия в перевязке, но я мягко попросил его этого не делать, одновременно, сжав локоть рукой так, что он тут же согласился.