Похищенный. Катриона - стр. 22
– Мало ли, что вы хотите, сударь, – возразил шкипер. – На судне распоряжаюсь я. Где он сейчас лежит, там и будет лежать. Здесь ему место.
– Предположим, вам за него хорошо заплатили, только осмелюсь покорнейше заметить, я, сэр, не получал ничего. Да, мне платят жалкое жалованье, а между тем я исправляю должность первого помощника на этой старой посудине. И вы прекрасно знаете, как мне достаются деньги. Я работаю! А больше мне ни за что не платят и не платили!
– Если б вы так часто не прикладывались к фляжке, у меня не было бы к вам никаких претензий, – отвечал шкипер. – Уж лучше бы помалкивали, а то все какие-то загадки да недомолвки. Пойдемте, нас ждут наверху, – прибавил он резким тоном и ступил было на трап, но в это мгновение мистер Райч схватил его за рукав:
– А если вам заплатили за убийство!
Хозисон обернулся.
– Что вы сказали?! – в гневе вскричал он. – Что за разговоры на судне?!
– Мне кажется, сэр, вы отлично понимаете, о чем идет речь, – произнес мистер Райч, твердо глядя в лицо шкиперу.
– Мистер Райч, это наше третье плавание с вами, – проговорил Хозисон. – Пора бы научиться меня понимать. Да, нрав у меня бывает крутой – что правда, то правда, – но то, что вы сейчас сказали, это оскорбительно. У вас, должно быть, злая душа и нечистые мысли. Если вы полагаете, что этот малый может умереть…
– В этом нет сомнения, – прервал его мистер Райч.
– Вы все сказали?! Так вот, переводите его куда хотите!
С этими словами шкипер стал подниматься по трапу, и я, безмолвно наблюдавший этот странный разговор, увидел, как мистер Райч повернулся и отвесил вслед Хозисону низкий поклон, не иначе как только в насмешку. Несмотря на плачевное свое состояние, я не мог не понять из этого разговора, что помощник шкипера был сильно нетрезв и что, пьяный иль трезвый, он может оказать мне неоценимую услугу.
Спустя минут пять меня освободили от пут, взвалили на чью-то мощную спину и, перенеся в кубрик, положили на койку, где в тот же миг я опять потерял сознание.
Каким блаженством показалось мне пробуждение, когда наконец-то я увидел дневной свет и людей рядом. Кубрик был довольно большой, обставленный койками, на которых отдыхали отстоявшие вахту матросы. Одни полулежали, покуривая трубки, иные спали. Ветер утих, погода прояснилась, и люк держали открытым, так что было довольно светло, а время от времени, когда «Ковенант» кренило, заглядывал и солнечный луч в облачке вьющейся пыли, которым я в восхищении любовался. Едва я пошевельнулся, один из матросов принес мне целебный напиток, изготовленный мистером Райчем, наказав лежать, покуда я не поправлюсь.
– Кости целы, рана пустяшная, – уведомил он меня. – Да, приятель, это ведь я тебя саданул.
Под надзором матросов я пролежал несколько дней и успел не только совершенно поправиться, но и завести многочисленные знакомства. Конечно, как и большинство моряков, это был народ грубоватый. Оторванные от различных ремесел, осужденные вместе скитаться по бурным морям, эти люди были суровы, жестоки, под стать своему начальству. Некоторые из них плавали прежде с пиратами и насмотрелись на своем веку такого, о чем, право, и говорить совестно. Были в команде и беглые каторжники, сбежавшие с королевских галер; теперь им грозила виселица, из чего, впрочем, они не делали тайны. Каждый из них был горяч, как порох, и под пьяную руку готов был зарезать даже лучшего своего друга. И все же, проведя с этими людьми несколько дней, я принужден был переменить о них мнение, устыдившись своего первого суждения, когда там, на молу, они представлялись мне чуть ли не все отпетыми негодяями. Нет такого сословия, которое было бы совершенно порочно: у каждого из нас есть свои достоинства и недостатки, и мои новые знакомцы, матросы, не были исключением из общего правила. Конечно, народ они были грубый и в чем-то, я думаю, скверный, но, случалось, они бывали очень добры и часто столь простодушны, что даже я, проведший всю жизнь в деревне, не мог не дивиться их простосердечию. Притом бывали у них и проблески честности.