«Погранец». Зеленые фуражки - стр. 27
– Рекс, фу! Фу!
Рекс оставил бандита, отошел на небольшое расстояние и улегся на землю, не сводя с него горящих злобой глаз. Пиджак на бандите висел клочьями.
Двое. А где третий?
– Дробязго, обыскать преступников, изъять оружие.
Нашлись два револьвера и нож.
– Кто такие? Откуда?
Бандиты молчали.
– Где еще один?
– Не вем.
Ага, по-польски заговорили, не знают они…
– Ничего, в НКВД не то что заговорите – соловьями запоете. Вяжите их, хлопцы!
У задержанных выдернули из шлевок брючные ремни и стянули им сзади руки.
– Ведем их в Михалки, пусть на своих убитых подельников полюбуются, – распорядился Федор.
На обратном пути остановились у кустов.
– Пусть они сами своего бандюгана тащат, развяжите им руки. Но предупреждаю, граждане задержанные: шаг в сторону расцениваю как попытку побега и стреляю без предупреждения на поражение.
Бандиты подняли убитого и, спотыкаясь, понесли.
– Пся крев, – выругался один из них.
– Еще раз рот откроешь, и я тебе, гнида белопольская, прикладом зубы выбью, – пригрозил проводник собаки. Презрительное польское «пся крев» – собачья кровь – он воспринял близко к сердцу.
Пока пограничники догоняли бандитов, милиционеры уехали, но еще стояла «эмка» НКВД.
Нападение на милицию – это посягательство на власть, преступление против государства.
Федор зашел в отделение милиции. За столом сидел следователь НКВД и при свете керосиновой лампы писал протоколы осмотра места происшествия.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Задержали двух бандитов с оружием и нашли одного, умершего от ран, – доложил Федор.
– А, погранец! На кой черт ты их вел? Кончил бы там же, в лесу – возни меньше было бы. Все равно суд их к «вышке» приговорит.
– Я подумал – допросить бы их. Наверняка связи с заграницей есть, с местным подпольем.
– Не учи, лейтенант, теперь они мои. За задержание спасибо! Я товарищу майору Кузнецову в Брест позвоню, усердие ваше отмечу. Можете быть свободны.
Пленных бандитов оставили под охраной милицейского сержанта – из всего отделения милиции в Михалках в живых остался он один.
И почти каждый день – какие-либо нарушения. То попытка прорыва с нашей территории на сопредельную большой группы, причем белым днем. То агенты пытаются перейти границу, то контрабандисты свой товар тащат… Но с этими проще, купить-продать – и никакой политики. Тем более что подавляющая часть их – из местных, все пути-дороги они знали не хуже, а порой и лучше пограничников. Эти, пользуясь тем, что в советских магазинах все было в дефиците, тащили из Польши все – калоши, шелковые чулки, косметику, иголки для швейных машин. Ситуация усугублялась еще и тем, что многие семьи после присоединения западных земель оказались разделены. С нашего берега Буга могли жить взрослые дети, а их родители проживали на другом берегу. Пункт пропуска – только в Бресте, да и с документами долгая волокита. Вот и переходили границу незаконно.
На совещаниях в комендатуре каждый раз озвучивали оперативные данные по сопредельной стороне. Это была работа Загорулько, он всерьез наладил «муравьиную разведку» – так между собой пограничники называли беседы с контрабандистами, родственниками тех, кто посещал зарубежье, по роду службы пересекал границу неоднократно – паровозные бригады, технический персонал. Каждый из опрошенных, как муравей, приносил малую толику того, что увидел или услышал. Но, сведенные воедино, эти данные давали возможность увидеть общую картину того, что происходило в ближнем приграничье. И картина эта не радовала.