Поговорим? - стр. 19
Крикун?! Я совсем о нем забыла, а также об условии, которое выдвинула, чтобы он позвонил...
И пока я стояла, соображая, что делать: ответить на звонок или побить охрану спящего ребенка, мужики сбежали, аккуратно закрыв за собой дверь.
- Алло? – спросила в итоге, недоброе безмолвие по ту сторону отозвалось облегченным вздохом. – Привет! Да, я жива, но что-то кажется мне, это ненадолго...
Мы помолчали. Он привычно, я - собираясь с мыслями.
Могу ли я делиться жизненными перипетиями, если, как вариант, мой телефон стоит на прослушке? Могу ли честно выражать свои мысли о семье Гладько? Могу ли быть спокойна, что эта информация никогда мне не навредит? А впрочем... мне ничего не стоит предупредить первых и обломать вторых! А что до мнений и мыслей, я имею право на имхо, и никаких документов о неразглашении не подписывала.
- В общем, - сказала глухо и опустилась на складной стул, - два дня назад моя жизнь круто изменилась, и началось все со звонка в дверь. Это лучшее начало для фильмов ужаса и для комедий, к какому из жанров можно отнести случившееся - решать тебе. А для меня все происходящее пока что трэш с неясным будущим. Итак, через глазок я увидела морду мордоворота – это идеально подходящая тавтология, чтобы ты знал, - заверила я звенящую тишину и улыбнулась, - и ты никогда не догадаешься, кого этот Шкафчик принес...
Об Алисе мой собеседник уже был наслышан, о моей соседке Лизавете Сергеевне также, но знал их только под прозвищами Синий мишка и Дама в шляпке. Мордоворота я наименовала Шкафчиком модели Т-13, его молодого помощника оставила Глебом, водителя - Олегом, Олега-помощника назвала Рыжем. Гладько, конечно, Бигбоссом, инфлюенсера в белье - Штучкой, брата - Шалопаем, а старшую дочь я видела всего раз в образе фонтана, но не могла так ее назвать.
- Она словно потеряшка, - поделилась своим мнением на ее счет. – Синий мишка тоже потеряшка, но в силу детского возраста и наличия номинальной матери она куда крепче держится за этот мир, чем старшая. Конечно, можно сказать, что бунтарство в ее возрасте – это норма. - Губ коснулась кривая улыбка. - Я в неполные семнадцать тоже наделала ошибок, полностью перекроивших мою жизнь, но... я не отчаялась. А ей словно бы все равно. Что-то в этом ребенке сломалось. И пока не могу понять, что именно. Это чувство принадлежности семье, это чувство нужности или это бессилие что-либо изменить? У нее достаточно пробивной папа, как пружина, сжатый на работе. Возможно ли, что дома эта пружина распрямляется и расплющивает всех?
Послышалось, или по ту сторону действительно раздался горький вздох?
- Когда-то давно, почти двадцать лет назад... кстати, если ты еще не понял, я большая девочка. Да-да, и в моей копилке есть история с двадцатилетним стажем. Так вот, был у меня знакомый. Сейчас бы его назвали горе-бизнесменом, связавшимся с братками, но тогда братки считались крышей. Правда, чем выше была крыша, тем тревожнее становились ее обладатели.
В задумчивости взялась перебирать продукты, которые мордоворот выложил на новоприобретенный столик. Холодная пицца, каши, колбаски, нарезанные салаты, макароны трех видов, сыр... Запас, словно не на одни сутки. Это намек?
- Я к чему, - продолжила тихо, - он распрямлялся дома. Не с любовницей, не с противником на боксерском ринге, а дома. В один из тяжелых периодов он едва не размазал супругу по стене и чуть не покалечил пятилетнего сына. Малыш заступился за маму. Прозрел этот уникум из-за крика - домработница вернулась за ключами очень даже вовремя. Очнулся, испугался и сбежал, как оказалось потом, пешком дошел в соседний город. Вспомнил себя приблизительно через сутки. В парке, сидящим на скамейке. В одной руке бутылка водки, в другой ревущая по потерянной любви глупая девчонка.