Погасни свет, долой навек - стр. 2
– Пожалуйста, мистер Гамильтон, вы должны взглянуть, – повторила гувернантка чуть тверже.
Она умела быть убедительной – это, надо полагать, необходимо при ее профессии – и обычно непоседливый Джеймс всегда ее слушался. Грегори давно уже вышел из нежного возраста, но и на него невольно подействовал тон молодой женщины. С новым вздохом он отложил недочитанную газету и поднялся.
– Идемте.
В доме, несмотря на час, было неприятно тихо. Обычно в разгар дня слышны были шаги, скрип половиц, стук дверей, отдаленные, чуть приглушенные голоса. Сегодня же из-за довлеющей неживой тишины казалось, что в одной из комнат лежит мертвец, чей покой боятся потревожить. Это навевало неожиданно яркие, хотя прошло уже много лет, воспоминания, и во рту появлялась горечь. Особенно ярким это ощущение стало возле комнаты Лауры. Грегори даже почудился запах кипариса, давленых рябиновых ягод и свечного воска, помнится, пропитавший стены замка. Он положил руку на дверную ручку и замер, пораженный внезапным нежеланием открывать.
«Глупости, – отругал себя Грегори. – Это всего лишь комната, безвкусно обставленная женская комната».
И это действительно была всего лишь комната, хорошо ему знакомая, ничуть не изменившаяся. Все было так, как оставила, уходя, Лаура: небольшой беспорядок, брошенная на кресло накидка, шляпная булавка на полу. Лаура всегда была немного неряшлива. Грегори обернулся, готовый обругать бестолковую гувернантку, и наткнулся на спокойный взгляд светло-карих глаз.
– Это в гардеробной, мистер Гамильтон. Вам действительно нужно на это взглянуть.
Досадливо покачав головой, Грегори все же сделал два шага – комната была невелика, Лаура сама настояла на этом – и открыл дверь в гардеробную. Скрипнули петли. В комнатке было темно, и тяжело, сладко пахло духами; от запаха этого немного кружилась голова. Грегори чихнул.
– Лампа, мистер Гамильтон. – Гувернантка чиркнула огнивом, зажгла фитиль и поднесла масляную лампу к дверям. – Взгляните на это. На пол.
Грегори опустил взгляд. Рука, повлажневшая от пота, соскользнула с полированной дверной ручки.
– Дайте мне лампу! – отрывисто приказал Грегори. – И уйдите.
Гувернантка, послушная – вот ее лучшее качество – передала лампу и вышла, негромко шелестя платьем. Спустя минуту ее шаги раздались в коридоре, затем стихли, стих последний звук, остался только суматошный, неестественно громкий стук сердца. Грегори выдохнул и плечом привалился к стене, глядя на пятно на полу.
Оно имело форму человеческого следа, точно пара ног – босых, весьма изящных, с маленькими пальчиками и аккуратной округлой пяткой – стояли рядом, чуть разведя мыски. Жар, источаемый этими ножками, был так велик, что прожег старинный дубовый паркет на дюйм с лишним. Поставив лампу на стопку шляпных коробок, Грегори опустился на одно колено и провел пальцами по краям следа. Тепло все еще ощущалось.
Как давно это здесь?
Лауры нет четыре с половиной дня. Случалось ей отсутствовать и дольше, и не будь с ней сына, Грегори бы не слишком волновался. Жена его, как кошка, всегда возвращалась. В день, когда обнаружилось отсутствие Лауры, он заглянул в спальню, убедился, что пропал только небольшой саквояж, обычно стоявший на столике у окна, и положился на слова горничной, что миссис Гамильтон взяла только пару летних платьев. Все, как она делала обычно, «отправляясь на воды», – привычная отговорка для слуг. Все в доме знали, что нервы миссис Гамильтон нуждаются в постоянном лечении, и об этом, к немалой досаде Грегори, начала судачить прислуга и в соседних домах.