Поезд на Ленинград - стр. 13
– Что?
– Что пятый должен был быть в ноябре 28-го.
– Ваша теория – полная чушь, – осклабился агент угрозыска, покачав головой.
– Нет, – по-детски наивно улыбнулся Феликс. – Одна ошибка – еще не значит, что теория чушь. Мне не хватило данных. Я очень пристально слежу за всеми экономическими новостями – все мероприятия зависят от экономической стабильности, которую тоже легко просчитать. Так я с точностью до копейки могу вычислить цены на сахар, хлеб…
Уполномоченный МУРа вскинул руку, останавливая его.
– То есть газеты вы читаете? Про экономику там и все такое… Про австро-венгерского шпиона прочли, московского бывшего губпрокурора… Почему нельзя было из газет узнать, есть ли шахматный съезд? – Он готов был взорваться от непонимания.
– Это только в Москве со скуки я стал читать газеты – ну то есть вообще все, что в них пишут, не только про шахматы и про экономику. Если бы и раньше все подряд читал, то умер был от мозговой горячки. Вы что! Много газет читать нельзя, – предостерегающе поднял палец Феликс. – Надо уметь выбирать. Я вот читал-читал, и к чему это меня привело? Увлекся процессом над Ольгой Бейлинсон – любовницей этого венгерского шпиона, который еще и бывший губернский прокурор! И попал в этот поезд, где среди пассажиров прячется его сообщник… – Он сделал паузу и обернулся назад, посмотрел на девицу в драном кожаном плаще, насупившуюся и глядящую на уполномоченного как на врага народа. – Наверное, не случайно.
Девица развернулась боком и закинула локоть на спинку, слушала, презрительно искривив губы. Феликс вздохнул и стал приводить свои многочисленные запасы газет в порядок.
– Я вам врать не стану, – бормотал он. – Зачем врать, когда можно делу помочь, коли случай занес. И я очень хорошо изучил все детали судебного процесса. И готов оказывать следствию всякую посильную помощь. Я же вижу, сколько следствием всего ценного не учтено. Это заметно только со стороны. Ведь вам нужно вычислить его сообщника, так?
– Откуда вам знать, что не его самого? – уполномоченный прищурился.
– Влада Миклоша? Ну так… – Феликс окинул вагон удивленным взглядом, заметив, что не только девица в плаще, но все пассажиры следят за ними с настороженным вниманием, и чуть этим возгордился. – Так ведь его самого нет среди нас. Это невысокий человек лет сорока с копной черных волос с проседью…
Он вдруг уронил взгляд на соседа, сидящего в расстегнутом осеннем пальто с поднятым воротником. Тот искоса наблюдал за Феликсом своим демоническим двуцветным взглядом. Волосы у него были как раз черные с проседью, взлохмаченные, неприлично отросшие, прикрывающие лоб и правый глаз – наверное, он прятал свою гетерохромию, стеснялся ее. Лет ему было аккурат чуть больше сорока. А во взгляде – будто все тайны всех разведок Европы и Америки разом. И рот неприязненно стиснут.
Пауза затянулась. Феликс смотрел на него слишком долго, замерев с газетами в руках. Пусть бы он уже что-то сказал. Господи, как спасти ситуацию?
– Что вы так уставились? Решили, я – Влад Миклош? – спросил сосед со странным взглядом, насмешливо вздернув бровь.
– Нет, раз уполномоченный МУРа Саушкин не бросился сейчас вязать вас, – нашелся Белов. Ответ получился достойным, и Феликс, расправив плечи, продолжил:
– И вы… Вы выше ростом! И… и у вас радужки разного цвета – это очень явная примета. Вас бы не взяли в разведку. Вы работаете в научном учреждении – на пальцах чернила, но кожа выбелена, значит, часто пользуетесь формалином. Вы патологоанатом, приходится много писать отчетов и дезинфицировать руки после вскрытий. У вас есть ребенок, девочка – я вижу, что пуговицы к пальто пришиты детской рукой. Вы женаты… были женаты совсем недавно, но что-то случилось… Она ушла? О, неужели умерла? Вы носите приличный костюм, но он уже месяца два как нуждается в чистке…