Поэтические воззрения славян на природу. Сотворение мира и первые существа - стр. 21

. Чехи, лужичане и немцы также знают эти приметы. Малорусы ожидают гостя, если «искра з’печи до покутя спахнула», – так как покут есть именно то почетное место, куда усаживают гостя. У черногорцев – то же обыкновение сажать гостя в передний угол под образа, перед которыми зажигают свечку; жена или невестка хозяина умывает ему ноги, и все вообще стараются ему прислуживать. Гостеприимство почитается в Черногории так свято, что если бы кто пришел в дом своего заклятого врага (явись он даже к отцу убитого им юнака) – и тогда остается в нем совершенно безопасен. Подобно тому, у кавказских племен убийца, случайно зашедший под кров обиженного им рода, принимается с обычным почетом, несмотря на то что долг требует кровавой мести; но когда он оставит саклю – вдали от ее гостеприимных стен его настигает пуля местника. Под влиянием этих воззрений храмы и жертвенники, устроенные национальным богам, сделались охранными местами, куда удалялись преступники, чтобы быть неприкосновенными для родовой и государственной мести. В средние века такими убежищами признаны были христианские церкви.

Итак, всякий нераздельный, живущий под одною кровлею род имел своего бога-покровителя, своего пената. Священный огонь очага был провидением известной общины и не имел ничего общего с огнем соседней семьи. Каждый очаг покровительствовал своим и отвергал чужих; dii gentiles, υεοί γενεδλιοι не принимали молитв от чужеродцев[62]. Это подтверждается и русскими народными пословицами: «где жить, тем богам и молиться», «чужих богов шукае, а своих дома мае», «на що ты другаго бога взываешь, коли свого маешь». При водворении христианства двоеверный народ сочетал свои старинные представления с семейными образами, которые принято между простонародьем называть богами и божиньками. Поселяне наши верят, что у всякого семьянина есть свой божич, свой святой, особенно ему покровительствующий[63]; у сербов каждый род избирает себе патрона из святых угодников: икона его закладывается в фундамент дома, и день, посвященный его памяти (свечар), празднуется как бы именины самого дома. Тот святой, во имя которого выстроена сельская церковь, признается на Руси патроном целого селения; храмовый праздник обыкновенно чествуется общинным пиршеством, а перед иконою святого покровителя возжигается большая свеча, покупаемая на мирскую складчину.

В силу того же закона, по которому все стихийные боги облеклись в человеческие формы, огонь, хранимый на домашнем очаге, был олицетворен в пластическом образе дедушки домового. Это доказывается доныне уцелевшими обрядами и преданиями. При переходе на новоселье хозяйка топит печь в старом доме; как только прогорят дрова, она выгребает весь жар в чистый горшок и со словами: «милости просим, дедушка, на новое жилье!» переносит горячие уголья в новую избу, где и высыпает их в печурку. В этом обряде видим мы прямое указание, что первоначально под «домовым» разумелся самый огонь, разводимый на очаге. На то же значение домового указывает и другой обряд, совершаемый ежегодно в январе месяце: 28 числа, после ужина, оставляют для домового на загнетке горшок каши, который обкладывается вокруг горячими угольями. Прежде, без сомнения, клали зерна (кашу) прямо на огонь. В Польше домовой называется выгорище (от гореть, выгорать; сравни: огнище), а у белорусов – падпечка: «каб тобе падпечка!» – чтоб тебе домовой привиделся! В великорусских областях думают, что домовой живет за или под печкою, и кладут туда для него маленькие хлебцы. У некоторых хозяев в обычае ставить за ужином особый прибор домовому и откладывать для него небольшую долю от всякого кушанья: когда все уснут, он приходит и ужинает; если позабудут это сделать – домовой гневается и опрокидывает ночью столы и лавки (Харьковск. губ.). По рассказам поляков, домовой, не желая покидать дома, в котором первоначально поселился, остается на его пепелище даже и в том случае, когда сгорит все строение, и продолжает проживать в обгорелой печи. В Польше употребительна поговорка: «W staiym pie cu djabel pali», а в Галиции: «и в старiй печи дедько топить». Согласно с этим, русская пословица утверждает: «в пустой хоромине либо сыч, либо сова, либо сам сатана», т. е. домовой, причисленный в христианскую эпоху к толпе нечистых духов. Название дедько равно прилагается и к домовому, и к черту. Следующие поговорки указывают на связь домового с очагом и на смешение его с дьяволом: «Богу – свечку, черту – ожог», «ни Богу свечка, ни черту ожог» (кочерга, головешка), «нечем черту играть, так угольем»