Поэт и Русалка - стр. 42
Подняв обе руки, так что широкие рукава соскользнули, открывая костлявые локти, Грюнбаум что-то громко и раздельно произнес в совершеннейшей тишине – это не походило ни на один из человеческих языков, знакомых присутствующим.
Барон приглушенно выругался: фигурка вдруг зашевелилась, пошатываясь, поднялась на ноги, покачалась, утвердилась на кривоватых, толстых конечностях. И двинулась вперед, раскачиваясь, словно пьяный матрос, кренясь взад-вперед, но ухитряясь каким-то чудом не падать, помахивая толстыми корявыми ручками…
Выглядела она слепленной из серой глины: вместо рта – узкая горизонтальная щель, вместо глаз – две дырки, небрежно выколупанные чем-то тупым. С явственным тихим стуком разлапистых подошв она брела вдоль каминной решетки, качаясь и поводя ручками…
Граф встал и с величайшим хладнокровием заступил ей дорогу, потом поднял трость и, держа ее на искосок, преградил путь кукле, словно шлагбаумом у заставы.
– Осторожнее! – вскрикнул Грюнбаум.
Правая ручка глиняной фигуры взметнулась с неожиданным проворством, послышался сухой треск – и трость графа разломилась пополам, прямо-таки брызнув щепками, ее нижняя половина упала на пол. Глиняный человечек споткнулся о нее, упал ничком – и замер, неподвижный, как деревянная колода.
– А об этом что вы скажете? – спросил Грюнбаум, в первый раз изменив своему обычному унынию. В его голосе звучало некоторое волнение. – Впечатляет?
Пушкин обнаружил, что его рука сжимает под сюртуком рукоять пистолета. Он смущенно разжал пальцы и увидел, как барон, крутя головой и бормоча себе под нос что-то безусловно ругательное, убирает обратно в трость длинный клинок.
– Что это? – спросил граф хладнокровно.
– Результат наших совместных с Гаррахом поисков. В свое время мы метнули жребий, и истуканчик достался мне, чего Гаррах мне так и не простил… И, кстати, зря. Тот, кто помог нам его раздобыть, клялся всем на свете, что это и есть некая модель, пробный шар безвестного создателя Голема… да, вот именно безвестного, потому что Бен Бецалель тут вовсе ни при чем… Может быть, тот человек был прав, и это в самом деле проба сил творца настоящего Голема. Не знаю. Одно ясно: эта штука столь же бесполезна, как веселые ящерки в огне. Уж я-то могу утверждать со всей уверенностью, она у меня восемнадцать лет…
– Но вы ж его умеете оживлять! – выпалил барон.
– Толку от этого мало, – преспокойно ответил Грюнбаум. – Всякий раз повторяется одно и то же: истуканчик приходит в движение, но способен пройти не более двух десятков шагов… после чего, если не встретит никакого препятствия, падает и вновь становится мертвее камня. А если попадется препятствие… ну, вы видели.
– Ну, а коли ему…
– Подставить ногу? – спокойно спросил Грюнбаум. – Категорически бы вам не советовал, вспоминая мою несчастную кошку… Неприятное было зрелище. Бедное животное оказалось буквально разорвано пополам.
– Я бы на вашем месте выкинул бы эту тварь в речку поглубже, – сказал барон. – Или поработал кувалдой…
– Мне кажется, мой юный друг прав, – сказал без выражения граф.
– Духу недостает, – признался Грюнбаум с ноткой стыдливой беспомощности. – Как-никак, воспоминание о десятках лет, отданных… Вот и храню в шкафу, как влюбленный бережет локон возлюбленной. Так что же, господин граф, будете утверждать, что это