Подруги. Над пучиной (сборник) - стр. 19
– Пить хочу, – иссохшими губами прошептал больной, устремив лихорадочно блестящий взгляд на Надю.
Пока Савина суетилась возле сына, Надя выскользнула в сени. При ее появлении привстал сидевший в сенях человек. Она узнала в нем фельдшера и спросила, принес ли он все нужное, что приказывал ночью доктор.
– Все есть, все принес, – успокоил он девушку.
– А… Сколько это стоило? – осведомилась Надя, сама не зная почему, покраснев.
– Да я так взял, на имя Антона Петровича… По ихнему, значит, приказанию и отпустили.
– Хорошо. A вот вам за труды, – еще больше зардевшись, прибавила девушка, протягивая ему рубль. – Пожалуйста, смотрите за Павлушей как следует, и все аккуратно делайте, что прикажет Антон Петрович. А вот, кажется, и он!
Надя вышла на крыльцо и увидела доктора, сходящего со своих дрожек.
– A вы уже опять здесь? – улыбнулся он. – Неугомонная барышня! Что, крепко досталось за ночную прогулку или удалось скрыть?
– Это не в моих привычках, – ответила Надежда Николаевна. – Я никогда ничего не скрываю. Да уж, досталось, – невесело усмехнувшись, добавила она. – Да не в том дело. Антон Петрович, дорогой! Послушайте, вы ведь знаете, что Савины очень, очень бедные люди…
Серенькие глазки доктора беспокойно забегали.
– Ну, так что ж? Я им не наследник.
– Нет, – засмеялась Надя, взяв его за обе руки, – вы не сердитесь! Я ведь знаю, что вы добрый. A дело в том, что, пожалуйста, сделайте все, что нужно для Паши, ни в чем не стесняясь, а им ничего не говорите, понимаете? Это будет наше с вами дело. Хорошо?
– Хорошо, хорошо, прекрасно! Только не задерживайте меня, беспокойная барышня! – отшучивался доктор.
– Нет, в самом деле! – вполголоса настаивала Надя, следуя за ним в сени. – Вы его вылечите, милый, дорогой Антон Петрович? Да? Для меня!..
– Для вас? – вдруг сердито обернулся к ней доктор, нахмурив брови и глядя на нее в упор. – И вовсе не для вас, a для него и… И для себя самого! Чего вы пристали?
Если бы Надя не знала его с детства, она могла бы смутиться, но, знакомая с его манерами, она только рассмеялась в ответ на его сердитый окрик. Да и сам доктор улыбнулся, ласково взглянув на нее из-под сдвинутых бровей, и поспешно прошел в комнату. Он осмотрел Пашу, расспросил его и Марью Ильиничну, выписал рецепт, сделав на нем особую пометку, и послал вернувшегося с базара Степу в известную аптеку, где ему должны будут выдать лекарство.
– Пока даром, – объяснил он, – a после сочтутся через меня.
– Да ты знаешь что, молодец, садись-ка ты в мои дрожки и прикажи кучеру себя отвезти. Федотов, – обратился доктор к своему фельдшеру, готовившему гипс, – скажите, пожалуйста, кучеру. Так-то скорее будет! A мы, пока он съездит, спеленаем больного.
Павлушу обложили гипсом, лубками и забинтовали ему плечо и спину, причем так ловко, что он и голоса не подал. Савина с Надеждой Николаевной, приготовившиеся снова услышать стоны, были очень удивлены и обрадованы тем, что на сей раз дело обошлось так удачно.
Доктор сам дал мальчику лекарство, объяснил матери, как с ним обращаться, как поворачивать с одного бока на другой – не иначе как на простыне, чтобы сам он не делал ни малейшего движения, и то не часто, потому что ему полезнее всего лежать на спине.
– Я буду заезжать каждое утро, – сказал он на прощание, – но если что заметите особое, если он будет жаловаться или беспокоиться, немедленно присылайте за мной.