Подруги. Над пучиной (сборник) - стр. 13
– Как вам угодно! – холодно возразила Надежда Николаевна. – Вы вольны портить этих бедных девочек, но с этого дня я буду запирать свою комнату на ключ.
– Но я же говорю, что завтра же куплю тебе цветов! – снова перебила ее Молохова.
– Дело не в цветах, хотя вы ни за какие деньги в сентябре месяце не найдете ландышей.
– Откуда же вы их взяли?
– Мне их подарила Савина. Они были специально для меня выращены. Ho не в них дело…
– Ну уж, конечно, главное дело в том, что это подарок вашей драгоценной подруги, этой «высокопоставленной благородной девицы»!
– Прошу не оскорблять людей, которых я уважаю! – побледнев, воскликнула Надя. – Для меня высокопоставленны все, кого я люблю, все честные и порядочные люди, какими никогда не станут ваши дети при таком воспитании! – добавила она, но тут же раскаялась в своих необдуманных словах – они, без малейшей пользы, только рассердили ее мачеху.
Надя порой бывала несдержанна – по молодости и неумению справляться со своими чувствами, тогда как ее мачеха, несмотря на свои годы, еще меньше умела да и не считала нужным владеть собой. Как все плохо воспитанные люди, она в своих речах не знала меры. Из-за этого между ними часто происходили тяжелые сцены, в которых Надя потом очень раскаивалась, понимая, что ей не следовало их провоцировать.
К несчастью, ее раскаяние всегда было запоздалым. Наде оно приносило большую нравственную пользу, но исправить ничего уже не могло. Так и теперь: Софья Никандровна вышла из себя и наговорила много жестокого и несправедливого. Девочки давно убежали обратно в залу, а их старшая сестра решила, что сама туда уже не вернется, о чем и сказала мачехе.
Софье Никандровне такое решение было крайне неприятно, поскольку она боялась неудовольствия мужа, но она не собиралась отменять свое решение в отношении дочерей и уж тем более урезонивать падчерицу.
– Хочешь дурить и всему миру показывать свой характер? Что ж, делай, как знаешь, – заявила Наде Софья Никандровна, – только изволь понимать, что если отец рассердится, так ты на себя и пеняй, a я своих детей – в угоду твоим прихотям – в обиду не дам!
– Вы их гораздо больше обижаете в угоду их собственным капризам! – ответила огорченная и сердитая Надежда Николаевна и ушла к себе в комнату, намереваясь сейчас же раздеться и лечь спать. Но этого ей сделать не привелось. Едва она заперла свою дверь, как в нее постучалась горничная Марфуша.
– Не надо! Я сама разденусь! – откликнулась Надя.
– Да нет, барышня, я не затем. Письмо тут к вам…
– Письмо? – удивилась девушка. Поспешно отворив дверь, она схватила письмо, разорвала конверт и прочла:
«Бога ради, дорогая Надя, нет ли у вас на балу какого-нибудь доктора? К нам привезли Пашу, сильно разбитого: он упал со стены на пожаре. Кажется, умирает… Два часа отец и Степа бегают в напрасных поисках за доктором. Ради Бога помоги! Твоя М. Савина».
– Кто принес? – спросила Надежда.
– Мальчик маленький. Брат, никак, барышни Савиной.
– Степа? Зови его сюда! Скорей, Марфуша! Скажи ему, чтобы подождал меня здесь; я отвезу его вместе с доктором. Я сейчас!
Через минуту Надежда Николаевна уже окидывала тревожным взглядом приемные комнаты. Она искала Антона Петровича, их доктора и своего большого друга с раннего детства. Она с трудом отыскала его в бальной зале, и как раз вовремя: доктор, закончив играть в карты, пришел взглянуть на танцующих, прежде чем незаметно улизнуть домой.