Подражатель - стр. 5
Пока судмедэксперт устанавливал причину смерти, мы начали устанавливать личность жертвы. Документов у несчастного мы не обнаружили. Полученные результаты вскрытия говорили, что в крови жертвы обнаружены следы алкоголя и кодеина. Так перед нами выросла новая загадка: зачем человеку принимать алкоголь вместе с кодеином? И врачи, и инструкция лекарства такое сочетание запрещают. Зачем и для чего покойный это сделал? Наркоман? Попытка суицида? Сам ли он это сделал?
Утверждение, что лежащий перед нами человек решил покончить жизнь самоубийством, мы сразу отмели, изуродованное тело явно говорило об убийстве. По некоторым особенностям стало понятно, что наш убийца наслаждается тем, что делает. Психолог-криминалист установил, что простое убийство не доставляет маньяку удовольствие, ему нравится играть со своей жертвой, он наслаждается, когда уродует тела, тем самым оставляя свою подпись. Ровно так же, как художник подписывает свои картины.
Спустя три дня к нам в отдел пришла женщина с заявлением о пропаже сына. Она рассказала, что чувствовала тревогу: происходило что-то странное. Сын не позвонил ей после работы, хотя они ежедневно созванивались. Не найдя причин для волнения в первый день, женщина позвонила на следующий. Когда ответа снова не последовало, мать забеспокоилась. Она набирала ему снова и снова, трубку никто не брал. Она написала ему сообщение, и тоже не получила ответ. Женщина стала чувствовать, что с ее сыном произошло нечто ужасное, она позвонила в полицию, но получила сухой ответ, что дело об исчезновении можно начинать спустя три дня. Еле выждав эти ужасные для любой любящей матери три дня, женщина буквально прибежала в отделение. Она рассказала, в каких отношениях была с сыном, поведала про его работу, увлечения, упомянула о том, куда он любил ходить вечерами. Тогда мы еще не подозревали, что пропавший человек и есть наша жертва. Мы внимательно слушали и успокаивали мать обычными отговорками, что найдем ее сына, что не стоит так сильно переживать. А потом она достала фотографию сына…
Теперь мы должны сказать матери совсем другое: ее сын подвергся ужасной смерти и лежит у нас в морге.
Предложив ей воды, мы тянем время, переспрашиваем имя и возраст пропавшего. Но женщина смотрит на нас и смутно начинает догадываться: случилось что-то ужасное. На глаза у нее начинают наворачиваться слезы, руки трясутся, она не может унять тремор. Наши сердца сжимаются от боли при виде этой картины. Ей и так плохо, но от понимания непоправимого, становится еще хуже. Тянуть дольше нельзя, но ни один из нас не может решиться на это. Я встаю и говорю: «Елена Вячеславовна, нам очень жаль. – В этот момент женщина уже не может унять слез, они текут ручьями. – Мы обнаружили вашего сына мертвым 15-го сентября. Мы просим прощения за то, что не сообщили эту новость раньше, так как при нем не было документов». Она не верит нашим словам, начинает кричать, что это все неправда, что ее сын жив. Спустя минут десять силы покидают ее, а мы предлагаем ей пройти в морг на опознание. Она равнодушно соглашается. Мы идем очень тихо, настолько тихо, что слышим, как бьются наши сердца.
Судмедэксперт показывает лицо, и женщина узнает сына. От боли она сильно кричит и плачет, а потом, не справившись с эмоциями, падает в обморок. Она до последнего верила, что ее любимый мальчик жив, ребенок, которого она вырастила, воспитала и души в нем не чаяла. Ее боль невозможно передать словами.