Размер шрифта
-
+
Подношение Гале - стр. 5
Свечи в слитке. Трещина. Дупло.
То, что впрок хранилось и ушло.
Я не знаю, что когда откуда.
Крынка – украшенье ли, посуда?
Изваянье или мебель шкаф,
гематома роз, засос купав?
Те, кто вышел, те, кто вот-вот выйдет
из избы и из игры, не видят
где мы. Мы, кто здесь. Средь пустоты —
ящик, и на нем горят цветы.
Небо – кабинет за ширмой Феба.
Сквозь нее и нас не видно с неба —
вот и пой за чей-то упокой
как слепец стуча в асфальт клюкой.
Может, писк твой ангелы и слышат.
Может, ангел – сполох. Может, дышат
души. Может едут на фу-фу
в бесконечность. В расписном шкафу.
30 окт. 2013
Социо-био
Происходит война. И кончается. Мир
наступает. Но, боже, насколько он хуже
довоенного. Сколько в нем жира и дыр,
каждый раз все уродливее оружье,
вместо луков секиры, фугасы на смену секир.
Боль осела, но ярость всплывает со дна,
злоба день ото дня нестерпимее, жгучей,
жажда случая, чаша с краями полна,
не колеблясь убил бы, представься мне случай.
Жизнью звать – то что только что было война.
Тут рождаешься – ты. Мир на новенького. Синева.
Сдута пыль с духовых, снята стружка со струнных.
Легких зернь и плоенье, муштра на плацу на раз-два.
Зелень. Золото. Снег. О, органика юных!
В вышних мир – ритм без слов, в нижних – пончо без шва.
В общем, жив. И что жив, ты привык. Но весенний призыв,
год рождения твой. Ты в бега. Избегаешь
минных ям, партизанских засад. И от смерша в отрыв
вроде как и ушел. Но подстрелен. Но жив
все еще. Но ангина, но тиф.
Это жизнь, а у жизни не выиграть. Ты погибаешь.
4 нояб. 2013
Фернандо
Кто Фернандо? Я хочу рассказать о Фернандо,
только кто он? Я проснулся от голоса ночью,
с удареньем представился он: Фернандо
(я, как помню, ответил: да бросьте, да ладно!)
и пустой протянул мне рукав.
Или это сказал он кого-то позвав?
И бегучий буквенный змей Таймс-сквера,
где ночная рулетка огня ослепительней дня,
всосал в себя собственный хвост-многоточье
вслед за именем, всем известным – кроме меня:
я же зритель, не герой сновиденья-премьеры.
Никто не внушай мне, что это сигнал оттуда,
что сон – ожог сладострастья, предвестник блуда,
что мелкий Фернандо бес и полет шмеля,
и это мне черная метка: ты голь, земля
и в землю отыдешь. Не надо, что я невротик,
меня убеждать. Совсем не оттуда – напротив,
тут акт о капитуляции. Моей. Дескать, да,
сдаюсь, все готово. Здесь. Я готов. Туда.
Рык фыркающий, бой барабана грубый.
Лик карнавальный – безносый, безглазый, безгубый.
Имя фрегата Великой Армады. Десант
безостановочной непобедимой толпы фернанд.
А все-так жаль, а все-таки жаль, что сдача.
Меня. И всех – но как меня одного.
Меня одного. Не нас, не толпу. Мы – кляча:
по выбитой стесанной до ничего полосе
отсюда, где каждые тик и так – торжество,
где было все, что мне дорого, были все,
плестись в такую дыру и даль,
рассеиваясь, уже ничего не знача, —
жаль.
Так, Фернандо, и передай там: жаль.
10 нояб. 2013
От конфеты валялась обертка и в фантик…
От конфеты валялась обертка и в фантик
напросилась сложиться. И в ямину шлюз
опустил я вручную, настырный романтик,
отшибая и детство, и приторный вкус.
Как на съемках. Совпало все тютелька в тютельку.
Механический голос: «Закройте окно, —
произнес, – занавеску не трогать». И тут только
я опомнился, как это было давно.
13 нояб. 2013
Иларион
Огородили решеткой метров квадратных сто
вытянутых в длину
по сторонам от рельсов.
Страница 5