Подмосковные вечера. История Вана Клиберна. Как человек и его музыка остановили холодную войну - стр. 59

Впрочем, вскоре общение с иностранцами вообще вышло из-под контроля, и молодежь Москвы стала упиваться беспрецедентными и практически неограниченными контактами с представителями Запада. Советских людей интересовали новости об эмигрантах, например о Стравинском, а гости спрашивали, почему Москва выглядит такой бедной и потрепанной, несмотря на то что ей только что сделали дорогую «подтяжку лица». Долгими вечерами молодые люди собирались группами и вели жаркие дискуссии на широких тротуарах главной московской улицы, улицы Горького, которую доморощенные американофилы («штатники») называли Бродвеем[150]. Многие москвичи повторяли старые штампы о том, что Соединенные Штаты находятся в тисках монополистического капитализма, представители которого хотят достичь мирового господства, победив в новой ужасной войне. Такие люди не могли понять, почему Запад настроен против них. «Почему кто-то вообще хочет противостоять Советскому Союзу?» – однажды спросил переводчик[151]. Коммунистическая партия была так непререкаемо права во всех международных вопросах, что людям было трудно представить себе иную точку зрения…

Такой обмен мнениями вызывал тревогу – не в последнюю очередь потому, что власть столкнулась с большой проблемой – существованием недовольной молодежи. В последние годы жизни Сталина в СССР наблюдался резкий рост преступности среди несовершеннолетних – от массовых нарушений дисциплины до случаев насилия и даже убийств в школах. Сначала ответственность за это была возложена на существовавший культ фильмов о Тарзане, которые вдохновили «в остальном нормальных» советских молодых людей на то, чтобы качаться на деревьях и лазать через форточки в квартиры на верхних этажах зданий. Затем распространились «нарочно лохматые» стрижки и «попугайская» одежда[152]. Появились модники в западном стиле, которые носили костюмы с подшитыми плечами, брюки клеш и яркие галстуки, а говорили только на доморощенном английском (или, как два образованных хулигана^>[153], устроившие дебош в гостинице «Москва», на английском и на латыни). Комсомол объявил войну хипстерам (по-русски их называли стилягами), а также «“аристократам” и другим бездельникам и хулиганам»[154]. Неприязнь к ним зашла так далеко, что кое-кто стал предлагать отправить их в трудовые лагеря. Во время фестиваля стиляги не только пялились на синие джинсы гостей; джинсы, как горячие пирожки, расхватывали на черном рынке. Многие люди очень интересовались американскими косметикой, аппаратурой, машинами, сигаретами. Почти все молодые люди пытались играть в джаз-бэндах – и это несмотря на неприятности, которые обещала распространившаяся поговорка «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст»[155]. Миллионы людей слушали по ночам программы Уиллиса Коновера о джазе, которые передавала радиостанция «Голос Америки», несмотря на попытки глушения[156]. Объявленная вне закона американская музыка была настолько популярна, что первые американские студенты, прибывшие по обмену в Московский университет, делились потом байками о том, что русские девушки из университетского общежития дарили секс за записи джаза и поп-музыки [TOML, 164]. После фестивального концерта британской джазовой группы один молодой человек ухитрился проскользнуть мимо кагэбэшной охраны и пробраться за кулисы, повторяя, как мантру, имена легендарных американских джазовых музыкантов. В ответ он получил первый профессиональный урок игры на саксофоне, который Сталин запретил как вражеский инструмент, и весь фестиваль работал в качестве шестого музыканта квинтета