Подметный манифест - стр. 82
– Не стреляйте, мой друг! – крикнул он и схватился за стену. Рядом оказался кто-то из драгун, кажется, Васильев.
– Наверх, наверх! – приказал ему Клаварош. – Оттуда стрелять, наверх беги… Не стрелять в господина Тучкова!.. Драгуны! Не стрелять!..
Когда Васильев, взметнув краем епанчи легкий снег, исчез в каком-то черном проломе, Клаварош вздохнул и понял, что ему нужна полнейшая неподвижность. И тут же его прошиб холодный пот, голова закружилась, он возблагодарил Бога, что успел сойти с коня, и очень осторожно опустился на колени.
На Виноградном острове шла перестрелка, но он слышал звуки как сквозь перину. Главное было – лечь, поскорее лечь, неподвижность целительна… и хорошо, что стена, сложенная из удивительно больших кирпичей, так корява, есть за что придержаться правой рукой…
На Мостовой башне опять принялись стрелять, и Клаварош знал – палят по проклятым налетчикам. Вылазка оказалась удачной – сверху легко было достать пулями ополоумевшую шайку. Вот только бритый налетчик – он куда подевался?..
Из-за угла Покровского собора выехали те драгуны, которыми командовал Иконников. Они уже смастерили факелы, и по снегу носились тени. Клаварош узнал его голос – подпоручик ругался, но ругался как человек, неплохо выполнивший свою работу. Сверху его позвал кто-то из драгун.
– Что там у вас? – отозвался Иконников.
– Ваша милость, велите сани подогнать, раненые!
– Где ж я вам сани найду? – сердито спросил поручик.
– Ваша милость, там, за мостом, стоят! – подсказал кто-то из тех, что торчали с Клаварошем в бесполезной засаде. – Я добегу!
– Скачи, Лисицын! Живо! Крашенинников, что, догнали?
– Уложили, ваша милость. Один, сдается, только ранен – уползти норовит… взять его?
– Дуралей ты, взять, конечно, пока не удрал!
– Да не удерет!
Клаварош слушал и понимал – все хорошо, все сложилось успешно. Шайки, оседлавшей Стромынку, более нет. А что его, лежащего у стены, никто не видит, так это – обыкновенное явление сразу после боя. Как начнут считать покойников – так и до него доберутся. Может, все еще и обойдется.
Вдруг он услышал Федькин голос.
– Да пусти, скотина бессмысленная! Я сам, пусти…
По звукам Клаварош понял, что творится с Федькой.
– Ишь ты, как его выворачивает! – даже с некоторым уважением сказал кто-то из драгун.
– Со мной тоже так было, когда по башке огреб, – отвечал другой. – Ты, Федя, не бойсь, ничего, сейчас полегчает… Я-то все выхлестал – и чем на прошлой неделе кума угощала! Бог милостив – оклемаешься…
И тут же раздался голос Левушки Тучкова:
– Осторожнее, осторожнее, – просил Левушка. – Ножку придерживайте!.. Ножку!.. Сани где?
– Сейчас, ваша милость, сейчас же будут!
– Осторожнее, Христа ради!
Клаварош ничего не видел – конские ноги загородили ему белый свет. Но и по голосам понимал – кого-то сейчас бережно спускают с башни.
Раздался свист – посланный за санями пригнал их по-молодецки, остановил лихо, и опять засуетился Тучков, называя кого-то Анютой и голубушкой, умоляя потерпеть еще немного.
– Сколько лет сестрице? – спросил Иконников.
– Тринадцатый пошел, – отвечал Левушка. – Полость, полость стелите! Помягче – не растрясти чтобы!
– Ваша милость, у нас Сидоренко раненый, можно его туда же?
– Сидоренко, полезай! Леонтий, подай-ка чуть назад, не развернешься.
Суета, подумал Клаварош, просто суета, какая бывает после боя. Сейчас драгуны начнут разбирать лошадей и найдут его, может быть, даже помогут добраться до тех саней, куда уложили сестрицу Анюту.