Подмастерья бога - стр. 43
Расписывая капельницу для послеоперационного больного, только что переведённого из реанимации, он раздумывал о совместных выходных со своей новой подругой. Его бы вполне устроил номер в приличном отеле с большой двуспальной кроватью, но Таня была заядлой туристкой и всё тянула его то в лес с палатками, то на каких-то байдарках. Нет, он, конечно, выдержал бы и поход, и ночёвку в палатке в спальном мешке. Вот только после пары десятков километров по лесным тропам с тяжеленным рюкзаком за плечами вряд ли бы ему хватило сил на романтическую ночь под звёздами, окажись они в одной палатке. Надо было искать компромисс. Сева тщательно обдумывал идею с небольшим коттеджем на турбазе где-нибудь в Карелии, на берегу озера, а рука сама собой выводила на листе привычные латинские названия лекарственных препаратов с дозировками и способами введения.
Закончив с оформлением документов, Сева быстро собрался, бросил историю болезни дежурной медсестре и умчался на свидание.
Окрылённый многообещающим поцелуем у дверей квартиры девушки, куда он доставил Татьяну после свидания, и полученным согласием на отдых на турбазе в Карелии, Ярцев шёл утром следующего дня на работу, и душа его была полна романтического флёра, а не тревожных предчувствий.
– Всеволод Борисович, – встретила его у дверей отделения медсестра Леночка, дежурившая в ту ночь, – ваш больной Шапошников в реанимацию попал.
Сева остановился и растерянно захлопал глазами.
– А что случилось? Он же был в полном порядке после операции.
– Да, был. А ночью чуть не умер. Вы с Глебом Александровичем поговорите. Это он его откачивал и реаниматологов вызывал.
В глубине сердца задрожала тревожная струнка, отчего всё тело напряглось и стало скованным, деревянным. Голова втянулась в плечи, ладони взмокли. Сева поспешил в ординаторскую.
– Глеб, что с Шапошниковым стряслось? – спросил он, забыв поздороваться и бросая портфель на стул возле стола.
– А это у тебя надо спросить, – Астахов посмотрел на него хмуро: под глазами темнели круги – следы трудного дежурства. – Сева, ты совсем охренел назначать дозу препарата, десятикратно превышающую обычную?
– Что?..
Сева рухнул на соседний стул, вдруг почувствовав дикую слабость в ногах. Что он там напортачил с лекарствами?..
– На, смотри! – Астахов сунул ему под нос историю Шапошникова с им же самим расписанной капельницей. – С какого перепуга ты ноль приписал к единице? Здесь один миллилитр должен быть, а не десять. Шапошников твой и так гипотоник, а на десяти миллилитрах ты ему коллапс утроил. Слава богу ребята из реанимации успели, а то мог бы уже умереть. Разгуляев тебя задушит собственными руками. И будет прав! Ты о чём думал, Сева, когда писал эту галиматью?
Сева поднял на злого и расстроенного товарища испуганные глаза.
– Не знаю, Глеб… Это какая-то ошибка… Я же сотни раз назначал этот препарат и никогда не путал дозировки… Это недоразумение, – голос его дрожал, и точно такая же противная дрожь появилась в животе, словно кто-то дёргал за ниточку, привязанную к желудку.
Сева бросил взгляд на циферблат старых часов, висевших над дверью в ординаторской. До ежедневной пятиминутки, с которой всегда начинался рабочий день, оставалась четверть часа. Сейчас придут все, в том числе и Разгуляев, который и так-то к нему не испытывает особой симпатии…