Подлинная история Куликовской битвы - стр. 28
Но у Киева на Днепре всегда был другой герб. «С обретением Киевом магдебургского права в конце XV века на магистратской печати (первый известный оттиск – около 1500 года) появляется изображение руки с луком, которое символизирует основной вид оружия, которым киевляне защищались от нападений врагов (это первый известный историкам герб Киева). Этот герб есть и на древнейшем из сохранившихся флагов Киева (вторая четверть XVII века), который сохраняется в Трофейной коллекции Военного музея в Стокгольме».
А вот трезубец в алом полотнище был у Рюрика, то есть у Ладоги, то есть у Новгородских боевых дружин.
Стяг всей Белой Руси представлял собой белого кречета на красном фоне. Притом даже не самой Белой Руси, а скорее ее сакрального, волховского оплота – легендарного Беловодья, центром которого являлся остров Посвященных – Соловки.
Вот вам документы про знаменитый поход Аристотеля Фиораванти на Соловки. Зачем? Да за БЕЛЫМ КРЕЧЕТОМ!!!
В трудах Комиссии изучения старой Москвы за 1914 год опубликовано письмо Аристотеля Фиораванти герцогу Сфорца в Милан, там и хранящееся. Вот первые и заключительные строки – в переводе публикатора, графа Хрептовича-Бутенева:
«Светлейшему князю и превосходительному господину моему, которому, где бы я ни был, желаю служить всячески. Находясь снова в великом государстве, в городе славнейшем, богатейшем и торговом (в Москве. – Авт.), я выехал на 1500 миль далее, до города, именуемого Ксалауоко (по мнению Хрептовича, это Соловки. – Авт.) в расстоянии 5000 миль от Италии, с единой целью достать кречетов (в тексте именно кречет, zirfalco – вид falcone, сокола. – Авт.). Но в этой стране путь верхом на лошади весьма медлителен, и я прибыл туда слишком поздно и не мог уже достать белых кречетов, как того желал, но через несколько времени они у меня будут, белые, как горностаи, сильные и смелые. Покамест через подателя этого письма, моего сына, посылаю тебе, светлейший князь, двух добрых кречетов, из которых один еще молод и оба хорошей породы, а через немного линяний они станут белыми. <…> Я всегда бодр и готов исполнить дело, достойное твоей славы, почтительнейше себя ей поручая. Дано в Москве 22 февраля 1476. Твой слуга и раб Аристотель, архитектор из Болоньи, подписался».
Очень интересен комментарий к нему самого графа Хрептовича-Бутенева.
«А мы, московиты, считали, что отпускали болонца не дальше Владимира – осматривать тамошний храм; мы думали, все его мысли о храме. Теперь выходит, что Иван Великий отпустил каменных дел мастера за ловчей птицей. И не просто мастера – единственного посвященного строителя в своем распоряжении. Едва приваженного из другой страны, чтобы поднять или начать сначала упавший главный храм столицы. Отпустил верхом и словно бы без спутников. От главной стройки государства, после первого ее сезона, если верить дате под письмом. Или даже посреди сезона, если верить другому месту текста: „В средине лета в продолжение двух с половиной месяцев солнце вовсе не заходит, и когда оно в полночь на самой низкой точке, то оно так же высоко, как у нас в 23 часа“. То есть Аристотель достиг заполярных широт.
Если кречет следовал Милану за присылку мастера, зачем сам мастер добывает эту свою цену? В Москве существовала целая слобода помытчиков – ловцов ловчей птицы для государя. Ловить без воли государя, для другого или для себя было бы невозможно.