Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - стр. 7

Понятно, конечно, что никаких примечательных боевых действий в это время не происходило, но, с другой стороны, разве не в Муроме окончательно оформилась духовная составляющая идеологии предстоящего похода? Разве не по дороге, через глухие мордовские леса, началось практическое осуществление этой идеологии?

Совершенно определенно известно, что в обозе Иоанна IV Васильевича помимо военных грузов значительное место занимали предметы церковного обихода, предназначенные для приобщения к вере местных жителей.

Крещение мордвы – это не военная операция, но, превращая ее в важную, если не важнейшую составляющую казанского похода, двадцатидвухлетний полководец и сам превращался по дороге из Мурома на Казань в святителя.

Писатель П.И. Мельников-Печерский, повторивший летом 1851 года путь Иоанна Грозного от Мурома до Казани, наносил на карту курганы, оставшиеся на местах его станов, и записывал старинные песни. Записал он и песню эрзян Терюшевской волости, в которой местные жители послали царю мед, хлеб и соль, но молодые посланцы из озорства съели посланные дары, а чтобы не являться к царю с пустыми руками:

Государь, однако, не разгневался на посланцев, а принял и землю, и песок.

перекрестившись, сказал он.

«Затем, – пишет П.И. Мельников-Печерский, – следует замечательное место народной мордовской песни – память о строении русских городов по рекам в приобретенных мордовских землях. Царь берет в руки принесенную в дар мордовскую землю и начинает разбрасывать ее:

Из трех щепоток земли, высыпанных Иоанном Васильевичем на месте четвертого Иржинского стана, выросли три деревни, получившие свои названия по именам трех вожатых царского войска – мордвинов Ардатки, Кужендея и Торша[10]. Пятую горстку Иоанн Васильевич Грозный бросил «на Авшечь реке»…

«Авшечь… – размышляет арзамасский историк Ю.А. Курдин. – Как попало на страницы русской истории это загадочное слово? Представитель какого рода-племени сообщил придворному летописцу название тихоструйной речки? Эта тайна, очевидно, останется нераскрытой. Булгары и кипчаки, мордва и татары-мишари – все перемешалось в суровой круговерти времен, оставив память о себе в названиях реки. Древнемордовское “Авша” и татарское “Аксу” привычное, но ничего не говорившее русскому уху слово “Акша”, – все эти названия по-своему пытались передать ее удивительную красоту. “Чистая”, “белая”, “светлая”, “белая вода” – только эти эпитеты невольно срываются с языка при виде чудом сохранившегося уголка древней реки при впадении ее в Тёшу. Светлые, прозрачные воды, вобравшие в себя белесые отраженные облака, белые звездочки лилий среди солнечных бликов на чистой зеркальной поверхности – такой предстала Акша перед изумленным царем Иоанном 24 июля. Наверное, не один раз припоминалась ему в тот вечер красавица Анастасия, оставшаяся в далекой теперь Москве».

Незабываемое впечатление производила и громада заросшего темным бором правого берега Тёши, словно полукруглый остров, возвышавшийся над ровной поверхностью лугов, плавно переходящих в безбрежную степь. Вид этих гор, впоследствии увековечивших его имя в своем названии («Ивановские бугры»), живо напоминал окрестности города Свияжска, основанного за год до этого, уже третьего похода на Казань.