Подкидыш или счастье на дороге (не) валяется - стр. 14
И тогда я поднимался с койки. Деньги давали здесь определённые преимущества. Все дожидались вердикта судей в общих тесных камерах, пахнущих грязными носками и дешёвой едой. Я жил отдельно. Мне говорили, что я сойду с ума от одиночества, но плевал я на чью-то компанию.
Я поднимался с койки и шёл к турнику. Провисал на нем, чувствуя всю тяжесть своего сильного тела. А затем, раз за разом подкидывал себя наверх, не считая, не зацикливаясь на результате, чувствуя, как мышцы наливаются усталостью, а в голове не остаётся места для мыслей. Затем упирался костяшками в бетонный пол и снова принимался истязать себя. И так раз за разом, день за днем.
Дней было много.
— Я чувствую себя ущербным, — сказал Артур. — Глядя на тебя. Совсем жиром заплыл, может мне тоже сесть в тюрьму?
У него был ребёнок, у Артура. Мальчик. Маленький, конопатый, в мать, смешной даже. Бегал и пытался болтать, когда я видел его последний раз. Так что эти слова были совсем неуместны.
— Потеряй своего сына, сбрось жену с балкона и занимай соседнюю камеру, - пожал плечами я.
— Прости, — стушевался он.
Я больше не просил его найти дочь. Никого не просил. Знал — ищут. Маленькую девочку со слишком длинным, взрослым для неё именем, искали по всей России. И менты, и по моим каналам. И при этом я чётко понимал, что не найдут. Никто не найдёт мою дочь, кроме меня. Они просто теряют время. А я здесь был долго, так долго, что если сел бы вдруг писать свою биографию, этому эпизоду жизни придётся уделить не меньше целой главы.
— Работай, — бросил я. — Просто иди работай.
Он ушёл. Я посмотрел на стену. Там - полуголая девица с вульгарно выпирающими из купальника формами. Осталась от прежнего обитателя камеры, а я не стал от неё избавляться, хотя своей дешевизной девушка порядком меня бесила.
У каждого Робинзона должна была быть своя Пятница, пусть даже такая раздражающая. Иногда я ловил себя на мысли о том, что неплохо было бы отмечать на стене крестиком каждый день проведенный здесь. У меня был смартфон, в нем календарь и все соответствующие приложения, но время терялось, оно убегало и растворялось в бесконечности.
Сначала прошла неделя. Потом вторая. Месяц. Потом два. Я лежал на узкой кровати, на которую слава богу притащили нормальный матрас и смотрел в потолок. Думал о маленькой девочке, которая никому в целом свете не нужна. Если быть честным, она и мне не нужна была, я не просил её появления, я просто принял его. Я слишком мало времени с ней провел, чтобы понять хоть что нибудь. Одно я понимал - я несу за неё ответственность. И я, черт побери, не справляюсь.
Потому что я здесь, лежу на узкой кровати в тёмной камере, смотрю на ненавистную рыжую с плаката и ничего не могу сделать. А она, моя дочь, кровь от крови моей — неизвестно где. Быть может Милана просто оставила сумку в лесу. Тогда маленькая девочка долго плакала, ожидая, что к ней кто нибудь придёт на помощь, но никто не пришёл. Сумка так и стоит на прежнем месте, припорошенная осенними листьями, а в ней…
— Черт! — орал я. — Ненавижу!
Легче не становилось. Иногда я думал о том, что она у чужих людей. Которые не любят её, просто потому, что чертовски сложно любить чужого ребёнка, тут и своего полюбить нужно время. И она жаждет тепла, внимания, заботы, но все что ей дают — не умереть. При таком раскладе умереть ей никто не даст, маленькая Каролина ключ к моим деньгам и моя единственная наследница.