Подкидыш для Цербера - стр. 3

– Нет, не знаю, – равнодушно произнесла я и покосилась на настенные часы.

Эх, а могла бы уже быть на полпути к дому… зашла бы по дороге за пиццей и колой. А еще лучше – за шампанским и тортиком, знаменательная дата все же. Ан нет, сиди тут и слушай про этого итальянца. Какое мне до него дело?..

– Сандро Бруни снимает места катастроф, стихийных бедствий, а порой и суицидов. На его выставках всегда красуются две фотографии с места происшествия: одна после, а одна за несколько дней, а то и часов до трагедии. Непостижимым образом этому итальяшке удается прибыть на место раньше, чем полиции и журналистам. А порой и опередить саму жертву.

– И что? – не поняла я прозрачных намеков начальника. – Фотографировать подобные места не запрещено, зачем он понадобился правоохранительным органам?

Николаич сложил ладони домиком и потер ими кончик носа. По-старчески крякнул и смерил меня долгим пристальным взглядом.

– Понимаешь, – начал он монотонно, – едва появившись в столице, этот фотограф побывал уже на нескольких ДТП и заснял на пленку самоубийство довольно крупного бизнесмена – Лисицына, маститого металлурга. Итальянец сам сообщил о происшествии в полицию, но снимки не предоставил. Кредиторы Лисицына полагают, что с этим суицидом не все чисто. И даже предлагают посодействовать в расследовании. Материально, разумеется.

Я отвернулась и ковырнула ногтем трещинку на подлокотнике кресла:

– Так пусть предложат этому итальянцу денег.

– Пытались, – кивнул начальник, – и не раз. Но Бруни отказался – он живет уединенно и не идет ни на какие контакты. Благодаря нелюдимости, роду занятий и приметной татуировке он получил прозвище Цербер.

Я пожала плечами: ну, не любит мужик, когда в его жизнь вмешиваются. По-моему, это вполне закономерно. Многие знаменитости стараются реже показываться на публике. А если и показываются, то скрывают лица за темными очками и широкополыми шляпами.

Моя реакция не вдохновила Николаича, но он все же продолжил:

– Нужно найти и изъять снимки самоубийства Лисицына и катушку с пленкой. Бруни консерватор, он не признает современную цифровую технику. И создает свои шедевры с помощью раритетной пленочной фотокамеры.

– Следаки до того обленились, что не могут запросить ордер? – возмутилась я.

По-видимому, Николаич ожидал этого вопроса, так как ответил очень быстро и четко:

– Чтобы ввалиться в жилище известного иностранца и потребовать отдать снимки, нужны весомые доказательства, ты должна это понимать. К тому же, мы не знаем, что именно Бруни удалось заснять. Потому «подкидыш» – самое простое и верное решение.

Я непонимающе похлопала глазами: ко мне это какое отношение имеет? В штате нашего отдела служит довольно много профессиональных «подсадных уток». В том числе и женщин. Слышала, итальянцы падки на русских красавиц.

– Помнится, ты хотела занять вакантную должность оперуполномоченного… – загадочно покосился на меня Николаич.

– Хотела, – я не стала отпираться. – Так то пять лет назад было. И, помнится, именно вы мою кандидатуру не одобрили.

Вопреки здравому смыслу, во мне проснулись давние обиды. К чему скрывать, такая работа тогда казалась мне ох какой заманчивой – опасной и полной приключений. Но чем дольше я смотрела на профессионалов, тем сильнее понимала, что карьера сильно вредит их личной жизни. Порой наши сотрудники так вживались в роль, что забывали о себе настоящих.