Подглядывающая - стр. 38
Эй открывает дверь и зарывается лакированными туфлями в снег по щиколотку.
Замерзнет. Простынет. И умрет.
Так тому и быть.
Еще минута — и он исчезает.
Я сижу, обхватив себя руками, смотрю в окно. Темнота, разбавленная снегом.
Под курткой у меня лишь вечернее платье. Я стремительно замерзаю. Холод покусывает голые коленки, проскальзывает в рукава и гладит руки. Похлопываю себя по плечам — до тех пор пока это не начинает напоминать самоизбиение.
И тогда до меня доходит, как сильно я попала.
Я понятия не имею, куда делся Эй и вернется ли он.
Я не знаю, где нахожусь. У меня нет ключей от машины. Даже нет телефона, потому что его некуда было положить: ни одной подходящей сумочки для этого чертового приема!
Я не знаю, что делать. У меня нет вариантов, кроме единственного: ждать Эя. Довериться человеку, которого я не знаю. Который ничем это доверие не заслужил!
Пересаживаюсь на переднее сиденье. Внимательно прощупываю карманы на «козырьке», в дверях. Не только запасных ключей — ничего нет. Все так чисто. Может, Эй и отпечатки за собой стирает?
Открываю «бардачок». Тут погуще. Книга «Вино из одуванчиков». Сложно представить Эя за чтением. Или он возит книгу, чтобы разжигать в лесу костер, уничтожая улики?
Мое чувство юмора тоже замерзает.
А что под книгой? Вот те на! Фляга! И в ней что-то булькает! Бьюсь об заклад, это не чай. Отвинчиваю крышку. Резкий запах алкоголя бьет в нос.
И какое из двух зол выбрать: остаться замерзать с трезвой головой или согреться, но на голову уже не надеяться?
Делаю глоток. Язык и гортань обжигает, а затем лишает чувствительности, словно при заморозке. Второй глоток дается легче. Что ж я такое пью? Ром, виски?
Третий глоток уже просится наружу, но я заставляю себя сделать еще и четвертый. С каждым разом уверенность, что я приняла правильное решение, крепнет.
Завинчиваю крышку и возвращаю флягу на место.
Как же красиво в лесу зимой! Из городского окна такую красоту не увидишь. А здесь — ели, снег, облака цвета латте плывут по черному небу. Я чувствую всеобъятность Вселенной и крошечность этой черной машинки, затерянной в снегах.
Но вот темнота расступается и перед машиной появляется Эй. Как же я рада его видеть! А что это у него в руках?
Я мгновенно трезвею.
Забыв, что на мне туфли, выскакиваю из машины.
— К-кот?! Т-ты п-похитил кота?!
Икаю.
Улыбаюсь, растягивая губы едва ли не до ушей: пытаюсь сдержать гомерический хохот.
Я согласилась на прием, а что получилось? Я застряла в лесу в вечернем платье. Замерзла. Накачала себя какой-то дрянью. И когда казалось, что хуже уже не будет, пижон делает ход конем: он крадет кота!
— В машину! Быстро! — Эй отдирает зверюгу от своего пальто и швыряет в салон.
Кот — огромный, размером с индюка, —рыжий, как огонь — с визгом бросается под сиденье. Я заскакиваю в машину. Эй с силой жмет на газ — и в салон просачивается запах горелой резины. «Тойота» дергается, разворачивается с такой скоростью, что меня прижимает к спинке сиденья, как в самолете. А потом, кажется, мы и в самом деле взлетаем.
Дышать, наверное, я начинаю только на трассе. Верчу головой. Погони вроде бы нет.
Из-под сиденья выглядывает — редко, но душераздирающе мяукая — рыжий великан. Камешек, прикрепленный к его ошейнику, дорого поблескивает под каждым фонарем.