Подглядывающая - стр. 34
Эй догоняет меня через несколько секунд. Хватает за руку.
— Хорошо! Шутка хреновая. Сейчас я отчетливо это вижу по твоему лицу, — он говорит холодно, жестко, будто это я виновата. — Я больше не стану без твоего согласия тащить тебя в клуб. Вообще никуда. И как джентльмен теперь я обязан помочь тебе с фото просто так. Но есть два момента. Во-первых, я не джентльмен. А во-вторых, я не могу помочь тебе с фото в одиночку — слишком опасно. Особенно после того, как я ограбил Стропилова. Если я исчезну — никто даже знать об этом не будет. Так что это вопрос жизни или смерти. Снова. И поэтому завтра мне нужна ты.
— Это к-край, Эй! Т-ты… п-понимаешь?! Я не д-дура, я знаю, что ты мной… м-манипулируешь! З-знаю, что ты ис-спользуешь меня, р-решая свои вопросы!
Эй кивает на каждое слово, словно это отрезок длинного пути. Кивает снисходительно, поторапливает, насмехается. И меня вдруг несет. Я начинаю говорить все больше и быстрее, не заботясь о том, в какую звуковую кашу превращаются мысли:
— Т-ты ищешь в-выгоду — это н-нормально. Нен-нормально, что ты в-вовлекаешь в это м-меня! — Мы словно поменялись местами: теперь я насмехаюсь над ним, заставляя выслушивать то, что вырывается из моего рта. — Я п-пойду с тобой на этот прием. П-пойду! Из-за ф-фото, из-за т-того, что я так облажалась, п-пытаясь помочь мерзавцу! Но п-потом я уйду. И п-пусть меня раздерут собаки! П-пусть мои фото растиражируют в инете! Я б-больше никогда не буду иметь с тобой ничего общего!
— И что? Вернешься к своей обычной жизни?! — теперь кричит и он. — Будешь сидеть взаперти, представляя себя на чужом месте? Будешь наворачивать круги по кварталу, чтобы, не дай Бог, — он резко, театрально возносит ладони к небу, — никто не узнал, где ты живешь?! Не захотел прийти к тебе в гости! Поговорить с тобой!
— Да к-какое тебе дело д-до моей жизни?! И если уж на то п-пошло, я живу в свое удовольствие! П-просыпаюсь, когда хочу, засыпаю, когда хочу. Хочу — г-гуляю, хочу — нежусь в ванной. Всем моим временем распоряжаюсь т-только я одна! Любой н-нормальный человек умер бы от зависти, узнав, как я живу!
— О да! Многие люди хотели бы примерить твою жизнь. Дня на два-три, не больше. А потом они бы действительно умерли — от скуки! Одиночество уродливо!
Резко качаю головой.
— Н-нет! Ты... н-не знаешь!
— Только в человеке, изуродованном одиночеством, могла возникнуть идея развлекаться, подглядывая за людьми!
— То, что ты подглядываешь ради наживы, не делает тебя к-красавцем!
— А я никого и не призываю умереть от зависти ко мне!
— Я н-не одинока! У меня мама живет в Мюнхене со своим вторым мужем! Просто! Мы! Редко! Общаемся!
Мы стоим, прожигая друг друга взглядами, тяжело дышим, будто бегали наперегонки.
Постепенно нас отпускает.
— Ты сейчас говорила заметно лучше, заметила? — спрашивает Эй, и вид у него такой, словно я должна быть ему обязана.
Если отстраниться от той неприязни, что я к нему испытываю… возможно, я в самом деле произнесла это тираду лучше, чем говорю обычно.
— Не обольщайся, — тотчас же спускает меня на землю Эй. — Умение внятно орать — сомнительный бонус, особенно, если учесть, что я единственный человек, который терпит твое общество.
Я опускаю голову. Чувствую себя истощенной, выпитой, разбитой. Теперь мне совсем не хочется плестись домой по ночным улицам.