Подарок морского черта - стр. 27

Он опустил глаза и поболтал ложечкой в кофейной чашке. Тень от густых черных ресниц легла на скулы. Марина не могла пить кофе. Она кусала губы, чтобы не всхлипнуть и не разреветься в голос.

– Эй, керида, – вдруг забеспокоился Мигель, хватая салфетку и осторожно вытирая текущие по ее лицу слезы, – не плачь, а то хозяин кафе решит, что у него плохой кофе и расстроится.

– Но ведь так не бывает, Мигель, просто не бывает…

– Да, бывает хуже: хозяин кафе может просто застрелиться от расстройства.

И улыбнулся той самой белозубой, лучезарной улыбкой, от которой на душе стало так радостно и светло, что Марина тоже улыбнулась сквозь слезы и положила ладонь на его руку:

– Пойдем, Мигель.

– Куда?

– Домой. Не будем же мы, как неприкаянные, болтаться по улицам?

Мотоцикл он так и оставил у дверей кафе, и всю дорогу до дома шел на шаг позади нее и молчал, словно давая ей возможность передумать, изменить свое решение. Руки ее слегка дрожали, поэтому ключ не сразу попал в замочную скважину. Вошли в квартиру и замерли в коридоре напротив друг друга. На стене над зеркалом оглушающе громко тикали часы.

– Да положи ты свой шлем, – прошептала Марина, – что ты в него вцепился? – и ткнулась лицом ему в грудь.

Шлем с грохотом упал на пол и покатился. И руки, непривычно робкие, обняли, прижали. А теплые губы шептали в макушку, как заклинанье: «те кьеро», «керида». Она забралась руками ему под куртку, под футболку и с каким-то исступлением не обняла, а вжалась в него, словно пыталась просочиться сквозь стенку грудной клетки туда, где билось, пульсировало в сумасшедшем ритме его сердце.

– Господи, я же чуть не умерла без тебя…

– Маленькая моя, нинья, ты снилась мне каждую ночь…

Он нежно, бережно поднял ее лицо обеими руками и стал покрывать поцелуями мокрые от слез щеки, вздрагивающие веки, мягкие, жаждущие его губ губы. И откуда-то из глубин души огромной волной, грозящей затопить все, поднималась нежность. А его кожа по-прежнему пахла солнцем, нагретым песком и морской солью. И оба оглохли от счастья, перестав слышать все, кроме срывающегося дыханья и сердечного грохота в груди друг друга.

Они лежали в кровати, переплетясь руками и ногами так, что, казалось, оторвать их друг от друга уже невозможно. За окном тихо что-то нашептывал ночной город, деликатно стараясь не мешать влюбленным ни визгом шин проносящегося по проспекту автомобиля, ни вскриками клаксонов. Марина вслушивалась в спокойное дыхание Мигеля и чувствовала себя моряком, вернувшимся из кругосветного плавания в родную, единственную на земле гавань. Все осталось позади: и иссушающий экваториальный зной, оседающий на потрескавшихся губах морской солью, и ревущие валы, подхватывающие корабль, как скорлупку, и швыряющие его в холодную бездну, и реющие в вышине буревестники, оплакивающие души погибших моряков. Здесь был ее дом, ее берег, к которому только и стоило возвращаться.

– Почему ты не спишь, керида? – тихо спросил Мигель, касаясь губами ее волос.

– Думаю о том, как нам быть дальше. Ты, вообще, где живешь, Мигель?

– В кампусе университета. У меня комната в общежитии.

– Значит либо ты перебираешься ко мне, либо я к тебе. Хотя сомневаюсь, что меня пустят в твое общежитие.

Она почувствовала, как он улыбается в темноте, словно от его улыбки в комнате стало чуть светлее.