Под знаком ЗАЖИГАЛКИ - стр. 36
В сорока километрах от небольшого городка Борзя, где в середине девяностых проходил срочную службу Ободзинский, сходились границы России, Китая и Монголии. До Читы, столицы области, нужно было трястись ночь на древнем поезде с потёртыми и уже не совсем красными звёздами на вагонах, с дыркой в туалетах вместо унитаза и гордой, чуть схваченной ржавчиной надписью «Советские железные дороги». А до точки, где сходились владения Огненных драконов, предков Чингисхана и Сибирского медведя, летом в сухую погоду можно было домчать на ГАЗ 66 меньше чем за час. Весной же, в распутицу, в разлившуюся по всему краю грязь, наполнявшую всё свободное пространство, это занимало почти столько же времени, как дорога до Читы.
Военных в окрестностях Борзи было больше, чем местных жителей, – ракетчики, танкисты, зенитчики, мотострелки, пограничники. Непонятно, от кого защищало такое количество военных, с учётом того, что ближайшие несколько сот километров сухой и выдуваемой ветрами степи Монголии и сотни полторы километров Китая были абсолютно безлюдны. Со стороны Монголии граница даже не была оборудованной. Монгольских пограничников никто никогда не видел.
+30 градусов в июле и –30 в январе делали боевую подготовку офицеров и солдат, мягко говоря, непростой. К этому добавились развал Союза, провальная война в Чечне, брошенные на произвол судьбы войска, быстро подобранные в наспех сооружённых республиках на осколках некогда великой страны. А о тех воинских частях, которых не подобрали удельные князьки в многочисленных среднеазиатских «…станах», оставшихся на севере родины, Дальнем востоке, Сибири – о них просто забыли на долгие десять лет.
Они жили своей жизнью: в технических парках как-то без поставок запчастей ремонтировали технику. Когда в части появлялась солярка, танкисты выезжали на соседний полигон пострелять, благо снарядов было запасено на двести лет боевых действий, зенитчики радостно выезжали за ними, разворачивали свои пусковые зенитные установки и передвижные радиолокационные станции. Но солярка у них появлялась нечасто.
Поэтому если в их зенитно-ракетном полку комбат Мичурин утром не устраивал спортивный праздник с кроссом, стометровкой и подтягиванием на перекладине, то продавал взвод до вечера в местный колхоз на работы по уборке картошки или разгрузке вагонов с арбузами или яблоками. Колхоз, то есть «фермерское хозяйство», по-новому, платил натурой: десять процентов разгруженного шло на скудный солдатский стол в виде платы за работы.
Всё оставшееся время Ободзинский вместе с Лёхой Гуковым хмуро ковырялся в своей обездвиженной пусковой зенитной установке. Она была парализована ещё до призыва Ободзинского. Со слов их старлея Анатолия Бобрика, в юности она была весёлой и подвижной ракетной установкой, вызывавшей только положительные эмоции у её механиков и операторов. Резво занимала боевую позицию, разворачивалась в исходное положение с опережением нормативов.