Под знаком розы и креста - стр. 25
– Получается. Но главное, что спас мои старания той девушке понравиться. Это для меня втройне важнее. Надеюсь, что его освободят до нашей свадьбы. Я ведь тогда под нахлынувшими чувствами сделал предложение, а затем уже вполне расчетливо понял, что именно этого и хотел. Вот попросил руку у ее родителей и получил согласие и благословление.
– Поздравляю.
– Спасибо. Вот такая тогда картина вышла. Хорошо, что она и здесь в конторе впечатление произвела. Я само собой помогал бы Михаилу и без разрешения начальства, но не смог бы быть его официальным защитником. Удовлетворены моим разъяснением?
– Вполне!
– Тогда давайте вернемся к нашему подзащитному. Посетителей вроде не намечается, но вдруг кто появится и помешает нам. Что вас интересует в первую очередь?
– Обвинение, которое выдвинули Михаилу.
– Удивительная история, но мне пришлось немало побегать, чтобы добиться выдвижения обвинения. В полиции сказали, что дело об убийстве тетушки Михаила им было приказано передать в жандармский корпус. В жандармском управлении мне сказали, что пока не решено, будут ли они оба дела объединять в одно и под чью юрисдикцию оно попадет. Но мы, с вашей, кстати, подачи, решили, что лучше уж сразу быть обвиненным и арестованным, чем долгое время сидеть и ждать, когда дамоклов меч[30] опустится на твою голову. И ваш расчет на то, что в таком случае отношение к Михаилу будет чуть более дружелюбным, если такие слова вообще подходят к отношениям с полицией или жандармами, тоже оправдался. Я многих своей просьбой побыстрее арестовать моего клиента насмешил, еще больших удивил, но кажется, нас поняли правильно. Короче говоря, ему пока предъявлено обвинение в убийстве его приятеля Пискарева и он находится под арестом в специальной жандармской тюрьме. И это к лучшему, потому как там он пребывает в одиночной камере, и ему не приходится общаться с уголовниками. Но это же и настораживает.
– Что именно?
– Такое повышенное к нему внимание.
Я кивнула, показывая, что поняла – действительно, этакое «уважение» со стороны охранного отделения не могло быть простым проявлением сочувствия, видимо дело Пискарева там считалось весьма важным.
– О времени смертей что-нибудь знаете? – спросила я.
Адвокат глянул на меня непонимающе:
– Простите, как посмотрю на вас, так меня всякие такие правильные вопросы в тупик ставят от того, что никак не жду их из ваших уст. Время смерти? Ну, о времени смерти Пискарева нам и так было известно достаточно точно: от пяти часов утра с четвертью до половины седьмого. Михаила видел дворник, он и сказал, во сколько тот ушел. А вскоре был обнаружен труп. Пришла уборщица, чтобы мыть лестницы, и увидела через приоткрытую дверь тело. Явилась полиция в лице городового, следом, и очень скоро, объявились следователи из жандармского управления. А еще через полчаса и самого Михаила привезла туда полиция. Поскольку врач указал в своем заключении, что время смерти наступило от пяти до семи часов утра, то нам это ничего не добавило. А отчего вас этот вопрос так интересует?
– Была надежда, – пояснила я, – что соседи слышали крик или шум и на этом основании более точно определено время смерти.
– То есть вы надеялись, что убийство произошло в то время, когда Михаил уже общался с полицией у себя дома?