Под местным наркозом - стр. 19
Этот вернувшийся солдат тоже носит очки. Он стоит в сером, тесном ему костюме, с непокрытой головой, в грубых, высоких башмаках на шнурках. Зажимы для штанин он, видимо, одолжил в Андернахе. Бросается в глаза галстук, новый и слишком элегантный. Лохматый шпагат удерживает его картонный чемодан на багажнике. Его мускулистое лицо ничего не выражает.
Линда: Велосипед можно положить в багажник. Я ваша дочь Зиглинда.
Крингс: Какая любезность, что меня встречают.
Линда: Мы, должно быть, разминулись в Андернахе. Я сначала…
Крингс: Сестра мне писала: у тебя длинные волосы, и ты заплетаешь их в косу.
Линда: Я остригла ее перед обручением. Позвольте-ка.
Крингс: Пожалуйста. – Точными движениями Линда укладывает велосипед и чемодан в багажник. Крышка не закрывается. Крингс смотрит на Корельсберг. Что-то его забавляет, вероятно тот факт, что гора все еще на месте. Тем временем зритель может гадать о содержимом крингсовского чемодана; впору также побеспокоиться по поводу незахлопнутой крышки багажника, которую Линда привязывает лохматым шпагатом к заднему бамперу. (Кстати, когда я познакомился с Линдой, у нее была моцартовская косичка. Она отстригла ее, потому что мне так хотелось.)
Линда: Эти несколько километров продержится. – Вы найдете много перемен.
Крингс: Цементная пыль на картофельной ботве – все та же?
Линда: И это, возможно, скоро изменится. Крингс: Твой жених – он, кажется, работал у Дикерхофа? – хочет избавить завод от пыли.
Линда: Сначала надо перейти на сухой способ, а уж потом…
Крингс: Сначала доедем. Поглядим своими глазами. Верно? – Моей дочери пристало бы говорить мне «ты». Это так трудно?
Линда: Я хочу попробовать.
Крингс: Вот и начни.
Линда: Да, отец. – Они садятся в машину.
Нельзя ли перенести эту сцену – без велосипеда, пейзажа и автомобиля – в Серый парк?
«Как по– вашему, доктэр? Крингс приходит с чемоданом, может быть, все-таки ведет велосипед… натыкается под покрытым цементной пылью буком на Линду и сразу же находит первую фразу: „Какая любезность, что меня никто не встретил". На это Линда: „Я была в Кобленце. Там было столпотворение. Могли возникнуть уличные беспорядки".
Крингс: Полиция этого странного государства попросила меня сойти еще в Андернахе.
Линда: Я была рада, когда поезд пришел без вас, ведь некоторые из этих типов…
Крингс: Сестра мне писала: ты носишь длинные волосы и заплетаешь их в косу… – Врач был против Серого парка. Ведь в действительности Линда подсадила его по дороге.
Они едут по направлению к Плайдту. Камера следит за ними, пока за общим планом предэйфелевского пейзажа не начинают господствовать Корельсберг и крингсовский завод с обеими дымящимися трубами».
«Отмучились, дорогой. Теперь еще оттиски для контроля. Потом наполним их раварексом и получим точные копии наших пеньков для коронок».
Я попытался быть довольным. Крингс прибыл. Ничего не болело. Полоскать было одно удовольствие. За окнами, я знал, тянулся Гогенцоллернам от Розенека до Бундесаллее. И одна из обычных реплик моего ученика Шербаума: «Почему, собственно, вы пошли в преподаватели?», которую Веро Леванд подкрепляла возгласом: «Откуда ему знать!» – не соблазняла меня искать беспомощные ответы.