Размер шрифта
-
+

Под ласковым солнцем: Ave commune! - стр. 29

«Ага, иммунитеты», – поймал себя на мысли Пауль. – «За красивыми формулировками, за юридическими уловками и хитросплетения закона вы позволяете себе быть защищёнными от “народного грабежа”. Вот она доктрина нового коммунизма – одних под молот равенства, а другим щит от него».

А тем временем, так же держать за посох, продолжает скрежетать механической гортанью Форос:

– Четвёртый постулат. Доктрина не наделяет высоких партийцев оперативным уровнем направления народной воли.

– Это как? – лицо Пауля покосилось в удивлении.

– Они могут формировать самый малый вид актов «народного самоуправления», которым обязаны подчиняться все люди или же нечестивцев покарает милицейский отдел Народной Гвардии. Такие как я, и на пару-тройку внеклассовых чинов, партийцы, имеют право принимать «Народно-Партийное Распоряжение», тем самым оперативно направляя массы народные на дело праведное.

Пока Давиан с блеском в очах слушает всё, что тут говорят, Пауль с опаской посматривает на Фороса, который статью и одеждами как цветасто-безумное бельмо на сером городском полотне.

«Четвёртый постулат “нового коммунизма” ещё один шаг к диктатуре Партии» – новая мысль поселилась в уме Пауля. – «Они, говоря о демократии превратили её в фарс, в ширму, за которой скрылась власть Партии, но ведь если партия и есть народ, то её абсолютная власть это и есть правление народа». – Пауль потерялся в своих мыслях, понимая, что на это и сделали упор идеологи Директории – запутать и увести с пути размышлений и обратив взор на Фороса, юноша продолжил мысль. – «Нету власти Партии, в полной мере, а есть самодурство, таких как он. Да, именно так! Это власть отдельных людей в Партии».

– То есть внеклассовый статус? – неожиданно спрашивает Давиан.

Очи Фороса вспыхнули адскими углями и посмотрели, будто в душу, после чего послышались потоки вдохновлённости:

– Доктрина говорит, что в нашем социуме нет классов, нет иерархии, а есть только товарищи, абсолютно равные во всех смыслах. Однако Партия указала, что в зависимости от Народной должности следует делить народ. Так и появились младшие товарищи, просто товарищи и самые умудрённые опытом управления – старшие товарищи. А так же есть и вспомогательные статусы – вроде вашего прошлого – «Беженцы под вопросом» или нынешнего – неполные младшие товарищи.

– Уяснено, – склонил в почтении голову Давиан и ропотно спросил, – а что есть классовые чины и статусы?

– Их мы используем для тех, кто стал преступником, – в угрозе послышался гортанный перезвон. – Для тех, кто отступился от великой коммунистической мысли. Те, кто копят имущество, скрывая его и не желая обобществлять, да приторговывают им скрытно, именуются буржуазией.

– А если всё, что они имеют больше положенной нормы, потому что накопили своим трудом? – спросил Пауль. – Если что-то сумели сохранить?

– Всё равно это преступление! – рявкнул Форос. – Они не имеют права – это вытворять. Так и родилась гнильца буржуазная, когда первый человек не стал делиться со своими товарищами, и понеслась, поехала шарманка торжества частной собственности на тысячелетия. Всё имущество – изначально принадлежит народу и любое его сокрытие – грех буржуазный.

– А куда забираются вещи? – уточнил Пауль, положив руку на бок.

– В пользу Партии, конечно, – снова стал расхаживать туда-сюда Форос, стуча металлическими ступнями о холодно-каменную поверхность. – Но да ладно. Те, кто подвергаются внутри душевному распаду и впадают в безумие творения единоличного, получают статус «Богемы».

Страница 29