Размер шрифта
-
+

Под ласковым солнцем: Ave commune! - стр. 18

– Согласен товарищ Вероника. Только не думаю, что юноши понимают, кем им придётся стать.

– Так ребята, – обратилась девушка, – вам нужно будет первое время рассказывать народу о том, как плохо живётся в Рейхе, о том, как он ущемляет свободу и преследует всех коммунистов. Естественно, на основании Народного Декрета о Равенстве вам не будет никаких материальных преференций, но можете надеяться на почёт людей их добродушие.

«Чем это отличается от Культа Государства, что чернит другие страны и превозносит Рейх?» – снова направляет вопрос к себе Пауль, лихорадочно пытаясь разобраться, в чём отличие Директории и Империи, кроме общественного строя. – «Они же практически ничем не отличаются. Один фанатизм сменяет другой, одна пропаганда сменила другую, и всё».

– Мы только согласны, – расплывшись губами в улыбке, счастливо ответил Давиан, с сумасшедшим сиянием в очах приковав взгляд к панелям, взирает на экраны парень, будто зомбированный.

– Декрета о Равенстве? – поинтересовался Пауль.

– Ребёнок или взрослый, мужчина или женщина, учёный или дворник, лётчик или уборщик – все равны в материальном достатке, – гордо даёт ответ девушка, – все равны в правах и обязанностях. Единственная разница, в соответствии с Народным Установлением «Каждому по Потребностям», люди с более высокой затратой энергии на работе могут получать от народа любовь, почёт и регулярные подарки.

– Но они же не знают языка, товарищ Вероника, чтобы вести пропаганду.

– Да это пока, – бахвалится Давиан. – Мы, я, чтобы превратиться в частичку этого мира, отличного от Рейха, с радостью буду учить все учебники по эсперанто.

– Вы готовы учить наш великий Lingua Esperanto Communistic?

– Без всяких споров, конечно, мы выучим этот язык, – стремительно соглашается Давиан.

«С первым вопросом разобрались» – подумал Пауль, когда снова тишина легла на это место и по странному все умолкли. Слышно только гудение экранов и издалека доносятся звуки городской жизни.

– Вот и разобрались, жертвы идеологического преследования, – зазвучал женский голос. – Теперь скажите, на проверку вашего соответствия нашему обществу, что для вас коммунизм?!

Вопрос грянул будто гром, ударивший отовсюду, так как девушка попыталась его произнести наиболее громко и чётко, чтобы его суть донеслась до каждой клетки организма. От такой громкости и звукового порыва, ударившего из колонок, Пауль содрогнулся, ощутил, как картинка перед глазами поплыла, и его голова на миг закружилась, то ли от страха неожиданности, то ли от крика девушки, которая изо всех сил выделила последнее слово.

Давиан охотно согласился взять первое слово при ответе на этот вопрос радостно, обратив лик экранам, будто заправский проповедник, начинал вдохновенно с чувством самозабвенья говорить:

– Он есть высшая формация общества, потолок его развития, присущий только высокоразвитым существам, лучшим из лучших, прибывающим на последней ступени социальной пирамиды.

Пока Давиан впал в словоблудие, Пауль задумался. Их возвысили в статусе, сделав жертвами Рейха, и за этим последует народная любовь и сочувствие, им уже сейчас дают работу, где они будут глаголом жечь сердца людей, разжигая в них ненависть к южному соседу, но зачем?

«Неужто они пытаются произвести собой какое-то впечатление, дать ласку и тепло, но зачем? К чему всё это?».

Страница 18