Размер шрифта
-
+

Почему Вселенная не может существовать без Бога? Мой ответ воинствующему атеизму, лженауке и заблуждениям Ричарда Докинза - стр. 23

За покровами чисто научной аргументации Эйнштейн прозрел двусмысленность ситуации, в которой находится человек. Наше «смутное сознание» чего-то, находящегося за пределами видимой Вселенной, ставит нас в странное положение. Чему мы должны верить – сознанию или объективным фактам? Сама наука родилась в «смутном сознании», если уж на то пошло. Вместо того чтобы принимать мир, состоящий из зримых и осязаемых предметов, сотканный из звуков, вкусов и запахов, научный ум проникает за видимость вещей. «Вероятно, там действуют невидимые законы, – думает он. – Возможно, и Божье творение подчиняется этим законам. Возможно, Он даже хочет, чтобы Его дети открыли эти законы как признание своего благоговения перед Творением».

Мы не должны забывать, что Коперник, Кеплер и Галилей вынуждены были в одиночку бороться с верой в эпоху, когда вера значила всё; они были людьми этой эпохи и одновременно пионерами новой. Религия определяла участие и место каждого человека во Вселенной. Первое правило гласило: над видимым миром один Бог. Требовалась внутренняя борьба, чтобы переключиться и сказать: над видимым миром одна математика, поскольку, когда вы совершенствуете математику, вы совершенствуете законы природы, которые действуют согласно математике. Это скользкий склон. Внезапно вам в голову начинают приходить странные мысли, которые раньше вам и не снились. Вероятно, Бог тоже подвластен этим законам, раз Он не может одолеть гравитацию. Или это все игра, и Бог только прикидывается беспомощным? Решив, что Вселенная будет управляться механически с заранее рассчитанной математической точностью, Он смог бы опрокинуть всю эту машину, если бы захотел.

Поиски, которые предпринял Эйнштейн, велись в большинстве своем в том же самом мире. Он не смог объяснить, что лежит за пределами времени и пространства, – математику времени и пространства он двинул так далеко, что дальше некуда, – но он не сделал грубой ошибки и не отверг свое «смутное сознание» высшей реальности как атавистическое суеверие. В то время эта двусмысленность доводила до отчаяния многих людей. Докинз прав, когда заявляет в своей книге, что и верующим и атеистам нравится и так, и эдак склонять противоречивые высказывания Эйнштейна о Боге. Все, чего они хотят, – чтобы этот величайший мыслитель человечества дал им определенные ответы.

Один известный раввин послал Эйнштейну сердитую телеграмму: «Вы верите в Бога? Остановитесь. Ответ оплачен. Пятьдесят слов». Эйнштейн ответил: «Я верю в Бога Спинозы, который открылся в законопослушной гармонии всего сущего, но не в Бога, который заботится о судьбе и делах человечества». Находясь под влиянием свободомыслящего голландского философа Спинозы, он пленился той возможностью, что материя и сознание образуют одну реальность и что Бог, этот Высший Разум, наполняет эту реальность. Он высоко ценил Спинозу как «первого философа, который рассматривал душу и тело как одну, а не две различных ипостаси».

В зрелые годы Эйнштейн отринул персонального Бога, поднявшись выше ограничений иудео-христианской традиции. Но не полностью. Когда ему было пятьдесят, один журналист, бравший у него интервью, спросил ученого, повлияло ли на него христианство, на что тот ответил: «Я еврей, но я восхищаюсь светлым образом Назарянина». Немало удивленный, журналист спросил Эйнштейна, верит ли он, что Христос действительно существовал. «Несомненно. Невозможно читать Евангелия, не ощущая реального присутствия Иисуса. Его личность лучится в каждом слове. Ни один миф не наполнен такой жизнью».

Страница 23