Почему так важен Оруэлл - стр. 10
«Это было около двадцати лет назад. Случаются ли подобные вещи в Индии по сей день? Полагаю, что, возможно, да, однако происходит это все реже и реже. С другой стороны, в наши дни где-то некий немец бьет ногой поляка, и это совершенно точно. Некий немец где-то пинает еврея, и это также совершенно точно. Достоверно известно (по свидетельствам немецкой прессы), что немецкие фермеры приговариваются судом к тюремным срокам за проявленную преступную мягкость в отношении к работающим на них польским заключенным. Результатом мрачных событий последних двадцати лет стало распространение расизма в самом сердце Европы… расизма совершенно особого рода. Это расизм не народов порабощенных, но народов-поработителей. Это – доктрина, изображающая эксплуатируемых людей не принадлежащими к роду человеческому, что уводит уровень эксплуатации за все разумные пределы.
Реальная власть практически любой аристократии опирается на народ, от нее отличный. Норманны господствуют над саксами, германцы – над славянами, англичане – над ирландцами, белые люди – над людьми черными и так далее, и так далее. До сих пор в нашем собственном языке остаются свидетельства нормандского господства. Аристократу гораздо проще оставаться безжалостным, представляя, что собственная его кровь и плоть совершенно отлична от плоти и крови холопа. Отсюда – нездоровый интерес к расовым различиям, вся эта современная муть о форме черепов, разрезе глаз, составе крови и прочее, и прочее. В Бирме мне приходилось слышать расовые теории не столь, возможно, жестокие, как доктрина Гитлера, но точно не менее идиотские».
Совсем недавно я был занят чтением эссе покойного С. Вэнна Вудворда, блестящего американского историка, автора академических трудов о «Старом Юге». Однажды ему довелось исследовать параллели между рабовладением в Америке и крепостничеством в России. Тогда он обнаружил (и это не сильно его удивило), что российские аристократы действительно были убеждены в принадлежности своих холопов к существам низшего порядка. (К примеру, бытовало мнение, будто кости у них черные…)[14]
В период написания этого эссе Оруэлл пристально следил за развитием ситуации в Северной Африке, глубоко сожалея о том, что правительствам Англии и Франции не хватает воображения, чтобы организовать вторжение во Французское Марокко и помочь установить там независимый антифранкистский режим во главе с изгнанными испанскими республиканцами. Во время испанской гражданской войны подобная формула, пусть и несколько адаптированная к военным условиям, предлагалась левым фронтом испанской революции. Левые поддерживали независимость Марокко из принципа, хотя и не без мысли о том, что поскольку изначально военно-фашистский мятеж Франко вспыхнул именно в Марокко, подобная стратегия дает хороший шанс ослабить его тылы. Официальные левые, а в особенности – сталинисты, выступали против данного плана на том основании, что его реализация может вызвать раздражение французских и английских властей, у которых в Северной Африке были свои интересы. Не собираясь ограничиваться этими малодушными доводами, они развернули шовинистическую пропаганду против диких «мавров», которых принудительно призвали под католические знамена крестового похода Франко. Хотя маврам приписывалась крайняя жестокость, и сражавшиеся на стороне республики изо всех сил старались не попадать к ним в плен, однако в текстах Оруэлла того периода в отношении к подданным испанских колоний не проскакивает ни тени ксенофобских – или, в современной терминологии, расистских взглядов. (Более того, перед самым началом Второй мировой войны Оруэлл провел в Марокко пару сезонов за написанием романа, и его записи того периода полны искренней симпатией к населению страны, включая евреев и берберов).