Поцелуй чудовища - стр. 13
Олечка заходилась в стонах, извиваясь под ним, стискивая его бока коленями. И чем жестче, чем яростнее он ее драл, чем резче были его толчки в ее податливое тугое тело, тем громче она кричала, изнемогая и дрожа. И плача – стоило подкрасться оргазму, стоило Глебу ощутить, как она внезапно замирает на миг перед тем, как ее горячее нутро отзовется частыми и быстрыми спазмами оргазма, как из глаз ее начинали литься слезы. Они текли по разгоряченным красным щекам из-под повязки, и в этот момент Глебу казалось, что девчонка вопит от боли.
- Господи боже, - шептал он, прижимаясь мокрым лбом к ее часто вздымающейся горячей груди, поймав губами сосок – да невозможно оторваться от нее, такая сладкая, такая соблазнительная и желанная, что мозг воспламеняется и требует «возьми, возьми!», - ты нереальная, нереальная… почему плачешь?
Разговоры были запрещены, но Олечка, горячая, разомлевшая, расслабленная после полученного удовольствия, под ним вся содрогалась от рыданий, жалобно всхлипывала.
- Тебе неприятно? – спросил Глеб, приподнимаясь и поглаживая ее подрагивающий живот. – Больно?
Она замотала головой, торопливо отирая с пылающих щек слезы.
- Мне хорошо, - шепнула она.
- Так почему?..
Губы девушки снова дрогнули, и она застенчиво, даже стыдливо, произнесла:
- Я просто никогда раньше… ну, вы понимаете… никогда вообще…
- Не кончала?! – изумился Глеб, поглаживая ее нежное бедро. Она судорожно вздохнула, кивнула головой и стыдливо сжала ноги. – Вообще никогда? Де-евочка ты моя…
«А ведь она не знает, кто с ней, - мелькнула у Глеба мысль, яркая как комета и крамольная, как восстание стрельцов. – Понятия не имеет… И сюда ходит наверняка чтоб получить от секса удовлетворение… острых ощущений… но ведь можно ж без них обойтись».
Внезапно Глеб поймал себя на том, что вел себя реально как чудовище. В своем стиле, поддерживая созданный в конторе имидж. Грубо лапал, трахал, драл как хотел, не особо интересуясь желаниями партнерши, был занят только своими ощущениями… и делал это нарочито жестоко, словно девчонка видела, знала своего партнера. Так, словно уже завтра в офисе она в темном уголочке может рассказать подружкам, что шеф ее отжарил так, что и подтираться страшно.
А ведь она не знает.
И никому ничего не расскажет.
А если и расскажет, то о ком?.. О незнакомце, которого подцепила в клубе?..
Ее кожа была нежная и мягкая, удивительно гладкая под пальцами, которыми он провел от вздрагивающего от рыданий горла девушки до ее мягкого животика.
- Ну, не плачь, - шепнул он. Он гладил ее тело, ласкал его ладонями, словно очнувшись от безумия, в котором терзал и мучил это нежное хрупкое создание.
Эта запоздалая ласка, трогательная нежность заставили девчонку совсем раскиснуть; она неловко перевернулась на бочок, пряча горящее лицо, и Глеб ощутил, что снова хочет ее – маленькую, беззащитную, стыдливую, даже после всего того, что здесь только что было, удивительно чистую и трогательную. Поддаваясь внезапному порыву, он приподнял к себе ее зареванное личико и провел пальцем по горячим, вспухшим губам, словно заново начиная игру. Сейчас, немного утолив свой голод, он хотел бы начать все заново, по-другому.
«Она ведь не знает, кто я…»
Ее горячие губы раскрылись так нежно, так чувственно, и она поцеловала его палец вновь, как тогда, в первый раз – мягко, невыносимо мягко и сладко, чуть прихватив его губами и чуть коснувшись языком, так, словно это прикосновение доставляло ей ни с чем несравнимое удовольствие, ласкало чувствительную глянцевую поверхность губ, влажного языка.