Поцелуев мост - стр. 32

В итоге, с горем пополам, мы, вернее Федос, выбрал подходящий его высокому высочеству отель. Решающую роль, как я поняла, сыграли белые кресла с деревянными подлокотниками, покрытыми золотисто-бронзовой патиной, и люстры из аля-хрусталя в номере — что немного напоминало интерьер в квартире Федоса. Забронировали и оплатили номер, вернее, всё это сделал Федос, мне оставалось только одобрить выбор, что я совершенно искренне сделала.

Назовите хоть одну причину, по которой я не должна была поддержать выбор Федоса. Кресла с бронзовой патиной? Да хоть золотой унитаз! Я совершенно не возражала ни против одного, ни против другого, если в это время дорогой автомобиль мчался в сторону моря. В комфортабельном салоне я сидела в компании не просто шикарного мужчины, Криса Хемсворта, например, а самого Федоса, пила кофе, грызла орехи и цукаты. Время от времени мы останавливались, заглядывали в закусочные у дороги или на заправки, прогуливались вдоль обочин, чтобы размять ноги. Во всё горло подпевали аудиосистеме, не имея ни слуха, ни голоса.

В Анапу мы добрались ночью. Первое, что я почувствовала, когда вышла из седана — оглушительный, непередаваемый, ни с чем несравнимый запах моря. Оказывается, я его запомнила и даже скучала.

— Здравствуй, родной, — пробурчала я себе под нос приветствие морю.

— Привет, конфета, — ответил мне Федос и широко улыбнулся.

В холле гостиницы нас встретил услужливый персонал. За стойкой администрации стояла загорелая, в отличие от Питерской, рыбка-попугай. Она широко улыбалась каждый раз, когда смотрела на нас. Правда, Федосу она улыбалась искренне, с завидным задором, а мне — как надоедливой мухе, которая занимала чужое место в креманке с мороженым, но меня это не расстраивало.

Может быть от усталости, а может от того, что тяжёлая ладонь Федоса лежала на моей талии, а большой палец поглаживал меня, выводя круги на кусочке оголённой кожи у пояса юбки.

Номер мне понравился, а Федосу, судя по комментарию, нет.

— Скудоёбно… — протянул он, оглядывая пространство.

— А мне нравится, — возразила я.

— Правда? — Федос улыбнулся.

— Да!

— Главное, что тебе нравится.

На том и остановились. Главное, что нравится мне. Отлично! Спорить я не стала. Кто в своём уме станет спорить с самим Федосом, тот точно не я.

Потом мы сидели на скамейке, на набережной, рядом с ларьком, который среди ночи торговал жареной барабулькой. Деликатес упаковывали в треугольный кулёк и подавали с соусом.

Мы с аппетитом лопали мелкую рыбёшку, которая считалась одним из символов Черноморского побережья. Слушали шум прибоя и музыку из соседних ресторанов. Смотрели куда-то в темноту за белой балюстрадой, где ночное, совершенно чёрное небо с низкими, крупными каплями звёзд встречалось с такой же чёрной водой, превращая пейзаж там, за белыми столбиками балюстрады, в кусок самой знаменитой картины Малевича.

И говорили… о чём? Наверное, когда-нибудь я вспомню, о чём мы разговаривали той ночью, пока же с уверенностью могу сказать, что там фигурировали боевые афалины, прилетевшие гуманоиды, три порции жареной барабульки и сомнительный вкус дизайнера, который обставлял номер, который мы сняли — ни одной кариатиды, да.

8. Глава 8

На следующий день мы проспали всё утро. Проснулись далеко за полдень. Лениво валялись, как праздные сибариты, иногда бродили по номеру, жевали завтрак, доставленный в номер, и так же неспешно занимались сексом.