Побочные эффекты - стр. 22
Удивительная тема для размышления: время и люди в нем. Ваня любил о таком подумать, особенно, когда музыка располагала. Закончил бравурные мелодии. Прижался щекой к инструменту и чуть улыбнувшись завел “Романс Рощина”. Не знал толком – почему, но любил эту исповедь глупого зрелого мужчины. Ни по возрасту, ни по интересам понимать подобное не мог, а понимал. Чувствовал.
Продолжил размышлять о времени и людях в нем. Вот хотя бы эта женщина. Она ведь не была раньше такой? Серой и несчастной. Не была. Уверен. Может быть, тридцать лет назад шла по этому же скверу, держась за локоть парня. И он говорил всякую ерунду. Рядом с симпатичными девчонками всегда или немеешь, или всякие глупости начинаешь нести. Про это даже Ваня знал, хотя никаких девчонок не встречал и ни с кем не гулял.
Удивленно обернулся, заслышав, как его инструмент поддержала гитара. Бородатый Гоша стоял рядом, играя тот же романс. Было странно, но круто. Все же дорогая вещь, дорогой звук. Дуэтом они согласовались и пошли дальше вместе. Гоша, кажется, тоже любил эту песню. Такое всегда слышно: играет человек “по заученному” или понимает и любит то, о чем звучит. Гоша понимал. И, видимо, любил.
Показалось, что вокруг замерло движение. Весь мир случает только их двоих. Удивительное состояние, знакомое каждому музыканту, однажды взявшему зал. У вани так было за год до окончания музыкальной школы. Он себе придумал, что хочет исполнять “Песню без слов” Рахманинова на баяне.
– Да не играют это на баяне!– фыркал преподаватель.
– Значит, буду первым!– упрямо твердил Иван глядя в ноты и стараясь запомнить как можно больше, чтобы не отвлекаться.
В общем, настоял, хотя сам толком не понимал – зачем. Легло на душу. И учил не как обычно, а как положено, даже серьезнее. Он потом так свои собственные музыки не знал, как эту “песню без слов”, но к моменту концерта засомневался. Опять же, ну что такого? Не получится и ладно. Не бог весть, какая трагедия. Сыграет чисто, свое получит, отметят. Сам себя утешал, родители успокаивали, за кулисами решил: “Однова живем! Была, не была!”
Вышел с инструментом наперевес. Сел. Вздохнул. Взял первые ноты. И на миг забылся, так было хорошо. Будто его по этой музыке вели за руку. Ничто нигде не мешало, нигде не сопротивлялось. Будто для него писали. Все удобно.
Сначала слышал только музыку и себя, а потом услышал зал. Совсем иначе, чем раньше. Была тишина, особенная, совершенная. На любом концерте есть свои непоседы: шуршат, кашляют, ерзают, что-то бубнят. И все это, на самом деле, слышишь, хотя и не должен бы. А в тот день ничего такого не было. Только тишина. Зал дышал с ним вместе. И выдыхал необходимую паузу после завершения. А хлопали потом так, как, кажется, ни до, ни после в жизни Вани не было.
Сейчас вокруг них двоих была похожая тишина, хоть и не абсолюте. Суетное место давало себя знать, но те, кто слушал, притихли. Гоша над левым плечом негромко мурлыкал: “Ты любовь моя последняя, боль моя…”
Закончили, сорвав аплодисменты.
– Ну что, жулик,– улыбнулся мужчина,– развлечем твоих девчонок чем-нибудь, или еще про классику?
– Они не мои,– пожал плечами Царев.– Одна увязалась, а потом еще и подружек притащила.
– Дурак ты, Ивашка под простоквашкой,– обидненько пошутил Гоша.– Это же фан-клуб! Первые люди для любого артиста!