Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941-1942 - стр. 7

Я удивился и почувствовал, как меня охватывает тревога.

– Почему? Ведь на фронте сейчас затишье. Сиди себе и наслаждайся отдыхом.

– Наслаждайся отдыхом, говоришь? Как же, нашему отделению больше делать нечего, как только отдыхать. И все наши посыльные насладились затишьем до такой степени, что я остался совсем один в этой холщовой палатке. Пока ты не вернулся, мне не с кем было даже словом перекинуться. Слава богу, британцам не удалось выпустить из тебя кишки!

Его лицо пылало.

– О чем это ты? – медленно произнес я, замерев на месте.

– Да о том, что от всего нашего отделения остались только два человека – я и ты, – тихо слетело с губ Йозефа.

До меня не сразу дошел смысл сказанного, но, быстро оглядев палатку, я увидел в ней только мои вещи и вещи Йозефа.

– Кто перевел их в другое место? – резким тоном спросил я. – Толсторожий лейтенант Кроне?

Ответа не последовало. Йозеф молча смотрел на меня.

Я вскочил и схватил его за воротник рубашки.

– Товори, кто и куда? – заорал я.

– Они все погибли!

– Погибли? – растерянно повторил я.

Он кивнул:

– Да, все шестеро, а седьмой, наверное, до сих пор плутает где-то в пустыне – вот уже пятый день, – а может, тоже умер.

Я смотрел на него, не веря своим ушам. Он чиркнул спичкой и закурил.

– Я разобью тебе башку, если ты вздумал со мной шутить, – пообещал я.

Йозеф спокойно взглянул на меня:

– Я не шучу. Говорю тебе, все погибли. – Он произнес эти слова безо всякого выражения. – Ганс, Клаус, Фриц, Пауль, Тео, Лео, а насчет Эгона – не знаю. Но я думаю, что он тоже умер. Прошло уже пять дней, как он уехал, и ни словечка, ни знака. Посылали на поиски самолет. Бир-Хакейм не так уж далеко отсюда, а Эгона нет, – закончил он свой рассказ.

– А что случилось с другими? – спросил я.

– Тео и Пауль налетели на противотанковую мину – теперь они вместе с машиной на небесах.

– Где это случилось? – спросил я.

– У форта Акрома.

А я только сегодня утром проезжал мимо Акромы!

– Лео и Фрица разорвало снарядом, выпущенным английским орудием из осажденного Тобрука. Мы нашли только две пуговицы. Ганс напоролся на пулю «макаронника», когда ходил в итальянский лагерь за водой. – Йозеф выдохнул облако сигаретного дыма.

Я с трудом верил своим ушам.

– Хочешь узнать, что случилось с Клаусом? – тихо спросил Йозеф.

Я кивнул.

– Его расстреляли сегодня утром. – При этих словах мне показалось, что я вижу перед собой расстрельную команду.

– Расстреляли?! – воскликнул я.

– Тише, ты, – зашипел Йозеф и зажал мне рукой рот.

Я ударил его по руке и схватил за плечо.

– Ты хочешь сказать, что его казнили?

Йозеф снова кивнул.

– Он застрелил унтер-офицера Хельмута. Они с ним сильно повздорили.

Я потерял дар речи.

– Но кто такой этот Хельмут? – спросил я.

– Да это тот бывший эсэсовец, которого прислали сюда месяц назад из Берлина, ты знаешь его, Гюнтер.

Я кивнул.

– Но как это случилось?

– В чем причина, я не знаю, но Клаус капитально поругался с ним на пляже. Кто-то даже сказал, что Клаус обозвал его «отставным начальником крематория», и сержант выхватил пистолет. Но Клаус оказался проворнее и всадил в него пять пуль.

Все это казалось дурным сном. Йозеф рассказывал ужасные вещи.

– Когда это произошло? – спросил я, опускаясь на ящик.

– Вчера утром. Часовые надели на него наручники. Днем состоялось заседание трибунала, а сегодня на рассвете Клауса казнили, – закончил он.