Побег - стр. 3

Жизнь червя-инвалида ее не смущала. Возможность одеться самостоятельно сама по себе была достаточно чарующей. В плохие времена ей приходилось помогать даже с ночной рубашкой, потому что она могла застрять в ней и покрыться потом от приступа клаустрофобии. Очень важно было, чтобы это не повторялось. За всю жизнь с ней случилось всего две истерики, но третья стала бы слишком унизительной. Она немного повозилась, застегивая жилет, но зато прекрасно справилась с песочной рубашкой с УФ-фильтром, даже манжеты застегнула, а это сложно. Если бы она ошиблась, ей пришлось бы снимать рубашку в ванной, в потоке желтого песка. Брезентовая куртка с застежками совсем ее не замедлила.

– Хорошо, быстро, – похвалила ее Камилла.

Она так устала от похвалы, что рухнула обратно на матрас.

– Буду делать растяжку, – поспешно объявила она, пока ей не приказали что-нибудь еще. Она подняла ноги, потянула носки на себя и, как ее учили, стала обводить ступнями пятна воды, видимые на штукатурке. Сырая зима уже закончилась, но огромное темное пятно в углу так и не высохло. Она говорила всем, что надо бы обратиться к хозяину дома, но ей отвечали, что тот, кому удалось хотя бы увидеть этого хозяина, уже заслужил золотую медаль.

Камилла не выразила ни одобрения, ни порицания, поэтому она сказала более решительно:

– Ноги прямо горят.

Она надеялась, что Кэм возьмет ее за лодыжки и потянет их вперед, пока ее колени не коснутся груди, а сухожилия не натянутся так, как будто сейчас лопнут со щелчком. Приятнее этого ничего в мире не было. Если бы ей по-настоящему повезло, Камилла помассировала бы ей икры, которые всегда болели от ходьбы, или даже спину, хотя это обычно случалось после тренировки. Но Камилла была занята своими записями и не обратила внимания на ее шевеления пальцами. Она даже повторила упражнение и сказала ей еще раз, погромче:

– Очень больно, господи.

– Надо ходить больше, – отозвалась Кэм не глядя.

– У меня судороги. Я не могу шевелиться.

– Значит, и в школу не пойдешь.

Она поняла, что проиграла.

– Да встаю я, встаю.

Чтобы подчеркнуть свои слова, она выгнула спину и вскочила, только чуть-чуть оттолкнувшись руками. Она много тренировалась и, когда смогла встать одним движением, была в совершенном восторге. Но Камилла сказала только:

– Не перенапрягайся. – И добавила совсем неприятное: – Посмотри, не надо Пирре помочь с завтраком?

– Хорошо. Хотя она, наверное, уже закончила, мы целую вечность возились. Может, еда уже остыла, – добавила она, измученная желанием.

Камилла на мгновение оторвалась от блокнота и критически посмотрела на ее голову – растяжка и прыжки прическу не улучшили – и добавила:

– Пусть она поможет тебе причесаться. У меня есть разговор.

– Отлично! Я найду время.

– У меня есть хронометр.

– Кэм, это звучит странно, никто здесь не называет это хронометром. Они говорят «часы».

– Приятно слышать. Не пытайся прогулять завтрак.

Она попыталась схитрить.

– Хотя бы напиши: «Я люблю тебя, Паламед» от меня? Пожалуйста? «Я люблю тебя, Паламед. Нона».

Камилла Гект сделала это не моргнув глазом, хотя Ноне пришлось принять ее слова на веру. Она присела на корточки, глядя на быстро бегущий по бумаге карандаш, но не смогла разобрать ни одного слова. Она не различала даже буквы, не могла узнать даже алфавит. Это интересовало всех, кроме нее самой. Но Кэм всегда можно было доверять. Когда карандаш замер и послание было, очевидно, закончено, Нона наклонилась и сказала: