Победивших нет - стр. 10
– Неужели проклятые конверты вообще ничего не дали? – Белов осторожно прикрыл за собой дверь в курилку.
– Это обычные конверты. Просто покрашены под золотой металлик, чем сейчас никого не удивить. Их не отследить. Продаются в каждом втором канцелярском, – пожала плечами Адель.
– А… какую-нибудь подозрительную оптовую закупку?
– Подозрительную? Сколько конвертов покажется тебе подозрительными? Сто? Пятьсот? Думаешь, он планирует убить ещё пятьсот человек? Да даже если так, это всего лишь конверты. Если бы он закупал что-то более угрожающее, было бы легче. Но мы всё проверили, если хочешь быть спокойным. Никаких подозрительных оптовых закупок симпатичных конвертиков.
– Извини. Я просто пытаюсь думать. Хоть что-то найти. Что-то, что мы могли пропустить.
– Ты имеешь в виду, то, что я могла пропустить? – Адель выдохнула сигаретный дым. – Буду рада, если найдёшь. Иначе я в тупике.
– Извини.
– Перестань извиняться.
– Ладно. А сами письма? Пока в работе?
– Всё ещё да… И это жутко раздражает.
Бумага, на которой печатались дирижёрские манифесты-симфонии, пока была их единственной зацепкой. Оказалось, что такую бумагу не выпускают с 1975 года – то есть это почти антиквариат и точно раритет. Более того, потом выяснилось, что и машинка, которая бы могла печатать по такой бумаге, не прорывая её, тоже должна быть особенной. Причём целиком. Лента, каретка и щадящий бумагопроводящий механизм должны были вместе действовать так, чтобы рычажки с литерами ударяли по ленте достаточно сильно, отпечатывая букву на такой старой и хрупкой бумаге, но так, чтобы не повредить её. Им удалось выяснить, что, скорее всего, такая машинка собрана вручную из элементов от разных экземпляров – подобраны наиболее подходящие и щадящие части, воплощённые затем в единое целое. Произведение искусства, сказали им, и всё бы ничего, если бы на этом произведении искусства маньяк-психопат не печатал своим жертвам предсмертные письма и если бы эту машинку удалось отследить. Сейчас велась работа с антикварными форумами и сообществами любителей печатных машинок в интернете (может быть, маньяк – один из таких любителей, но, скорее всего, он просто не может отказать себе в утончённой зрелищности своего ритуала, но при этом не хочет попасться). Они надеялись, что всё-таки смогут разобраться с этой проблемой.
Символ, который Дирижёр высекал на ладонях своих жертв, тоже особенной зацепкой не был. Выглядел он как решётка, что наталкивало на мысль о правосудии и возмездии, особенно учитывая, что первые три жертвы так или иначе ускользнули от полноценного правосудия и должны были бы гнить за решёткой. Но вот про Софию Солнцеву такого сказать было нельзя. Может быть, это один из элементов его безумной дирижёрской игры – может быть, это не просто решётка, а знак «диез». Если бы он его вытатуировывал, было бы, наверное, полегче. Адель поймала себя на мысли «если бы…» уже второй раз за день, и ей это не понравилось. Её работа – использовать то, что они имеют, а не мечтать о дополнительных подсказках.
Если в первые разы он ещё словно бы нащупывал почву, осваивался, не спешил – убийства в морозильнике и в квартире жертвы были мучительными, не быстрыми, но и не кровавыми, не с такими ухищрениями, какие пошли дальше, – то места убийств насильника и алкоголички были залиты кровью, и орудия убийства – и пыток перед убийством – содержали в себе явную инженерную мысль. И явный посыл – «я только тренировался, я могу большее и сделаю большее». О своих намерениях Дирижёр заявил ещё в манифесте для второй жертвы. Если первые две «симфонии» чисто в техническом плане можно было оценить на двоечку, максимум троечку, то тиски насильника – это уже твёрдая четвёрка, а убийство Софии тянет на пятёрку. Какие же чудеса жестокости, сплетённые с инженерной мыслью и желанием удивить и запугать их всех, ждут их дальше? Он вошёл во вкус. Совершенствуется. Усложняет свои «симфонии». Наверняка прямо сейчас он создаёт какое-нибудь жуткое в своём назначении устройство. А то и не одно. Они обязаны поймать его до того, как он с гордостью представит им свой очередной шедевр.