Победители вещей - стр. 26

Между делом бдительные селяне поймали воришку, попытавшегося стянуть английское кресло бизнесмена-цивилизатора. Спасенный предмет мебели был вручен новому хозяину «Сытых боровичков» в торжественной обстановке. Верхнемакушкинцы, конечно, догадывались о том, что по-деловому умный Игорь Жуков знал об их недавнем конфликте с бизнесменом-цивилизатором, и словно желая подчеркнуть свою добропорядочность и незлобивость, относились к Игорю Петровичу Жукову с вежливой предупредительностью не лишенной простой душевной теплоты. Верхнемакушкинцы помнили нового хозяина «Сытых боровичков» еще ребенком – толстым и глупым «Маугли» – и пытались искренне ему помочь, а не тупо угодить.

Игорь Петрович решил сохранить прежнюю специализацию санатория. В общем, на том и порешили. Верхнемакушкинцы охотно брались за любую работу, не забывая при этом указывать новому хозяину на нерадивость своих предшественников. К нему тащили дырявые простыни, треснувшие электрические плафоны и сломанные дверные замки. Не лишенные патриотизма селяне с тихим злорадством выискивали недочеты пресловутого евроремонта и хваленого европейского сервиса. На второй день пребывания в «Сытых боровичках» народный умелец – он же местный телемастер – Федор Мазуркин притащил в кабинет хозяина «Сытых боровичков» японский телевизор до этого мирно стоявший в холле. Нет, телевизор работал, но он уже успел побывать в ремонте. Федор долго доказывал Игорю Петровичу, что ремонт был сделан абсолютно безграмотно. Он тыкал пальцем в непонятное нутро пластмассового ящика и с жаром говорил о том, что за такой ремонт нужно отрывать руки. Показ закончился электрической контузией Федора, поскольку перед показом и тыканием отверткой он зачем-то включил телевизор в сеть…

Вскоре в «Сытые боровички» приехала сестра Игоря Петровича. Это была молодая женщина с удивительно милым и в тоже время едва ли не классически красивым лицом и редким именем – Василиса. Вскоре все без исключения селяне вдруг поняли, что это и есть она – Хозяйка…

Немаловажную роль в появлении, развитии и последующем взлете «Сытых боровичков» сыграла матушка-природа. Окружающий санаторий лес был светел, чист и уже в трех километрах граничил с общероссийским заповедником. Обитатели заповедника – лоси, лисы, зайцы – не признавали лесных границ, а что касается самых смелых из них, то почти каждую ночь на территории «Сытых боровичков» появлялся огромный кабан. Со временем он даже стал местной достопримечательностью. Аппетитно похрюкивая и не обращая внимания на припозднившиеся влюбленные парочки, лесной гость тщательно обследовал мусорные баки возле кухни. Крышки баков издавали скрежещущие звуки «Рт-р-р… Рт-р-р…» и, после своего падения на землю, добавляли громкое «Дам!» За философское спокойствие и за такую же склонность к поиску чего-то нового на старом месте, кабана прозвали Эразмом Роттердамским. Во времена «сексуальной революции» кличку, правда, исправили на Оргазм, но затем, под давлением вечного женского большинства, кабану все-таки вернули его прежнее, более благозвучное имя. Мужчины не возражали и, откровенно говоря, для этого были причины. Дело в том, что темной, лесной душой кабана владела почти анекдотическая страсть к наказанию порока прелюбодеяния. По утрам, примерно в половине пятого, когда уставшие, но довольные мужчины возвращаются от своих возлюбленных, Эразм становился в засаду. Встреча с хитрым кабаном всегда носила неожиданный характер: ничего не подозревающий «Ромео» поворачивал за угол очередного домика и вдруг… На тропинке его поджидал преогромный лесной кабан. Реакция на встречу, особенно у тех, кто увидел Эразма впервые, носила довольно эмоционально характер. Клыкастый кабан производил на любвеобильных мужчин примерно такое же впечатление, как и неожиданно вернувшийся из командировки муж или восставшая из ада тень Командора. Нет, возможно, по силе и страсти те чувства, которые вдруг овладевали «Ромео», не уступали оргазму, но по внутреннему содержанию они были все-таки его полной противоположностью.