Победители вещей - стр. 17
Человечек зашевелился и выругался едва слышным голосом.
– Витька, ты, что ли?.. – удивился Иван.
– Чего тебе? Уйди!.. – нехотя ответил Витька Кузьмин.
– Вставай, – твердо сказал Иван соседу. – Пошли домой, дурак.
Он сказал это так, словно он и Витька засиделись в гостях. Взгляд Ивана снова застыл на валенках. Витька приподнялся на локте и огляделся вокруг. На его лице появилось нетрезвое и поэтому преувеличенное изумление.
– Вставай, гад! – уже с надрывом выкрикнул Иван.
Витька Кузьмин – гибкий и худой, словно подросток – нехотя встал, помог встать Ивану и принялся зачем-то отряхивать его спину. От Витьки сильно пахло спиртным.
– А я это… Думал, что дома, – виновато улыбаясь, сказал он.
– Пошли, ну тя к черту! – хрипло и зло сказал Иван. – Я уже ног под собой не чую.
Идти вдвоем было легче. Мужики поддерживали друг друга и даже если падали, то падали вдвоем, и не до конца, то есть не лицом в землю, а только на колени. И каждый раз взгляд Ивана Ухина упирался в теплые валенки Витьки…
Этот случай как-то странно подействовал на Ивана. А может быть, он просто пытался забыть тот ужас, который испытал на зимней дороге?.. Короче говоря, на следующий день Иван принялся расспрашивать старушку Тимофеевну о секретах ее трав, чего никогда не делал раньше. Тимофеевна отвечала охотно, но уже скоро Ивану пришлось записывать то, что говорила старушка. Тимофеевна никогда не пользовалась весами и ее технологические меры веса (или объема) – горсть, щепоть, щепотка, «три былинки», «два нутра цветка» требовали примера. Иван купил точные аптекарские весы и взвешивал старушкины «щепоти» и «щепотки», но частенько они сильно разнились. Иван подробно выспрашивал почему. Тимофеевна затруднялась с ответом, но потом Иван понял все сам. Оказывается, все дело было в плотности «материала». Щепотка лепестков весила меньше листьев, а корни растения были всегда тяжелее «нутра цветка». Иван создал целую «систему мер» бабушки Тимофеевны. Она была сложной, запутанной и требовала максимальных умственных усилий. Иван аккуратно складывал тоненькие пучки трав и записывал на прикрепленных к ним листочках странные, древние названия и «меру веса».
– Валенки, валенки, – бездумно шептал Иван, рассматривая свои записи о травах. – Вот ведь чертовы валенки!..
Наверное, он не смог бы признаться даже самому себе, что именно привлекает его в теперешнем занятии: сами ли травы, спокойное ли занятие ими вдали от суетных людей или… тут автору трудно найти нужные слова… или все-таки то едва ли не одичалое внутреннее напряжение мысли и желание понять… Но понять, что именно? И какое отношение имело к занятию травами нелепейшее воспоминание Ивана о Витькиных валенках, которое – раз за разом! – тупо и настойчиво, появлялось в голове Ивана?
Иногда он расспрашивал Тимофеевну о ее вере в Бога… Но ее ответы были настолько просты, что были похожи на детские сказки. Впрочем, со временем он стал спокойнее. Потом Иван вдруг вспомнил, что раньше их село часто посещали «боровички» и покупали старые иконы. Их продавали многие селяне, кроме Тимофеевны. Запасаясь знаниями, словно готовясь в далекую дорогу, Иван стал расспрашивать Тимофеевну о тех рецептах, о которых рассказывала ей ее мать и, – как бы это странно не звучало! – снова и снова о ее вере в Бога. Рецепты матери Тимофеевны он записывал в отдельную тетрадку и для проверки, через день или два, проверял рецепт новыми расспросами, что же касается вопросов о вере, то они словно исчезали внутри самого интересанта словно за глухой стеной. Иван и сам не понимал, зачем ему это нужно. Так, понимаешь, ерунда, конечно, все это… Например, ведь сказано же было людям «не убий», а они убивают, сказано «не укради», а они – воруют. Чего стоит слово, произнесенное зря?