По велению Чингисхана - стр. 6
Бодончор приносил в ее сурт гусей и уток, которых в изобилии добывал сокол. Она наливала ему кумыс, и он вздрагивал, немел от прикосновения кончиков ее пальцев, чарующего движения ниспадающих волос, близких улыбающихся губ…
Мужчины и женщины племени, пришедшие с верховья Тюнгкэлика, были свободны в любви. То, что в роду Бодончора называлась распутством и осуждалось, здесь было делом обычным, нормой: женщины не хранили верность, а девицы не берегли честь… Ибо каждый поступал в соответствии со своими желаниями: столь безгранична была тяга к свободе!.. Но вольный Бодончор в отношениях с Адангхой не мог переступить законов и понятий, сложившихся в его племени. Он уходил, все более восторгаясь жизнью племени Тюнгкэлик: «Ах, если бы все так жили, не было бы войн, вражды, корысти!..»
Когда же он увидел полюбившуюся ему женщину в объятиях одного из мужчин племени, имевшего жен и детей, сладить со своим пониманием ему стало сложнее. Адангха, ласкавшая чужого мужа у семейного очага, ничуть не смутилась, когда вошел Бодончор, а лишь поднялась и взяла с улыбкой из его одеревенелых рук гостинцы… Бодончор вышел, побрел, будто в забытьи… Но тут же его заставил вздрогнуть и словно проснуться голос юноши, который кричал на согбенного старика!.. Бодончор попытался вступиться за старца, но тот затряс руками, мол, ладно, ладно, что ты, что ты, пусть…
Старики не были здесь равны молодым, как ему сначала показалось: они были зависимы от них, ибо немощны.
Не успел Бодончор переправиться через реку, как нагнал его оклик:
– Эй, друг, продай мне своего сокола!
Это был вождь племени. На сокола он уже давно смотрел горящими глазами, как, впрочем, и многие мужчины племени, не знавшие прежде соколиной охоты.
– Как же я без него буду жить?! – простодушно ответил Бодончор.
– Отдаю за него стадо овец!..
– Нет…
– Табун лошадей!..
– Зачем мне столько скота? – был непреклонен Бодончор. – Одни хлопоты. А с соколом я не пропаду!..
Даже через реку было видно, как пламя злости, жадности и зависти полыхнуло в глазах вождя.
– Смотри, – произнес он угрожающе страшные слова правды, – ты одинокий человек. Мы могли бы отобрать у тебя сокола силой – за тебя некому вступиться. Но мы хотели с тобой по-людски… Так что пеняй на себя…
Бодончор остро ощутил себя одиноким тоненьким стебельком ковыль-травы, пригибающимся под дуновением слабого ветра… При жизни с братьями он не дал бы обидчику и с места сойти.
Но что делать… С ним действительно легко расправиться, и не только никто не отомстит, но даже и не пожалеет о нем!..
Бодончор поплелся восвояси, понимая, что давно живет заячьей жизнью, прислушиваясь к каждому шороху, вздрагивая от каждого звука.
Свободный человек, оказалось, зависим ото всего вокруг и лишен того, без чего свобода теряет смысл – покоя… «Даже чайки, – глянул Бодончор на резвящихся над водой птиц, – не имеющие гнезд, откладывающие яйца, где попало, сбиваются в стаи, чтобы защититься от врагов!»
«Дурак всегда запоздало кручинится, принимая от наделяющего людей судьбой Божества Джылга-Хана лишь то, что тот ему пошлет, – вспомнились ему слова матери. – Умный же судьбу завоевывает, зная путь наперед…»
Охватывала тоска по братьям, вымещая из памяти обиду. Сокол в клети посреди жилища гортанно вскрикнул навстречу, словно предупреждая, что от пришлого безродного племени нужно держаться подальше.