По ту сторону жизни - стр. 21
Администрация провела расследование, но, как водится, ничего выяснить не смогла, потому что никто ничего не видел и не слышал, и даже те, что спали на нарах рядом с убитым. Труп лётчика сволокли за колючку и сбросили в глубокую яму, где рядами лежали припорошённые снегом мёртвые зэки…
– Фамилия, имя, отчество?
– Семёнов Илья Григорьевич.
– Звание, воинские специальности?
– Нет званий. Не служил. Гражданский я.
Странно, а этот-то как сюда попал? Гражданский.
– Кем были до войны?
– Следователем уголовного розыска.
– А во время войны?
– И во время.
– Гражданский, значит… В кабинетах припухал, когда другие за тебя жизни на фронте клали?..
– В кабинетах… Но только зря вы так, гражданин начальник. Я десять лет на оперработе, я в банды ходил, пять ранений имею.
– Что? Ранения? Откуда, если ты…
– Оттуда, – кивнул в сторону бараков. – От уголовных элементов, которые не лучше, чем фашисты.
Задрал голову к потолку. И точно, поперек горла шрам тонкий, белый, как от бритвы.
– Что? Резали?
– Резали, да недорезали. Могу другие показать. У меня много меток от перьев и стволов имеется. Так что – не только на фронте…
– Что ты в бандах делал?
– Внедрялся, чтобы всех их по головам посчитать и «малины», схроны и лежбища вскрыть. Работа такая – под урку шарить, на дело с ними ходить, а после добычу дуванить и водку жрать.
– Так ты что, как натуральный бандит? И людей резал?
– Резал. Иначе кто бы мне поверил? Но я одного зарезал, зато десяток других спас, которых бы они жизни лишили.
– А коли распознали бы они тебя?
– Тогда плохо. Тогда смерть пришлось бы принять. Лютую. Дружка моего, Ваньку Ларионова, как раскрыли – три дня на куски резали – вначале кожу лоскутами снимали, потом пальцы рубили, потом глаза сигаретами выжигали…
Слушает «Кавторанг» – мурашки по коже. Думал он, что только на фронте солдатики «киселя хлебали», а тут – на тебе, в далёком тылу, в мирной жизни, и такая смерть. Ходил он десантом, в рукопашке рубился, но чтобы так, чтобы глаза выжигали, да не враги, а свои, советские…
– Как же ты соглашался?
– А кто бы меня спрашивал? Я пять раз на фронт просился, а мне – отлуп. «Иди, – говорят, – служи. У нас тут тоже фронт». Я четырёх сотрудников за войну потерял. И после.
– А на зону за что?
– За самосуд. За то, что банду кончал вот этими самыми руками. Тех, что у фронтовиков-инвалидов последнее забирали и еще ордена с медалями, а после резали их. И семьи не щадили, хоть баб, хоть детишек малых, чтобы свидетелей не оставлять. Сорвался, перешмалял всю эту мразь из ТТ. Ну, мне и припаяли. А я еще сказал следователю: отчего это в стране Советов такая сволота имеется, когда мы теперь коммунизм строим? Ну, мне и добавили пятьдесят восьмую за антисоветскую агитацию.
– Что умеете?
– А что надо? Стрелять хоть из кармана, с пером, простите, с холодным оружием обращаться. Замки могу ломать, гомонок, извините, кошелек из кармана вытащить…
– А кошелек-то здесь при чем?
– Не знаю, вы спросили – я ответил. Следить за преступниками могу или от слежки уходить – приходилось, когда от коллег своих вместе с бандой ноги делал. Общий язык с любым уркой найду, хоть даже с ворами. В любом городе крышу над головой или пищу сыщу – не пропаду. Всё могу – и как урка, и как следователь.
Смотрит «Кавторанг» на следователя, соображает: нужен он, не нужен? Вроде как ни к чему им замки ломать, но что-то есть в этом следаке, что-то по-настоящему крепкое. И с оружием он, судя по всему, не хуже, чем иной фронтовик…