По ту сторону вдохновения (сборник) - стр. 33
Кто-то пользовался другим, старым как мир способом – прицельно женился. Но, во-первых, не все способны подчинить половой инстинкт честолюбию, да и результат часто оказывался противоположным. Историю Петра Кошеля я уже рассказал. Но мало кто знает, что актер и режиссер Иван Дыховичный в смазливой молодости был женат на дочке члена Политбюро. Лет десять назад мы с ним сошлись в каком-то телевизионном ток-шоу. Разные мнения мне доводилось слышать о советской власти, но такой брызжущей ненависти прежде встречать не приходилось. Выслушав оппонента, я сказал примерно следующее: «Вам, Иван, конечно, виднее, ведь вы наблюдали заоблачную жизнь членов Политбюро изнутри, а я, так сказать, из рабоче-крестьянской низины…» После передачи он набросился на меня с упреками, мол, это неинтеллигентно – выдавать в эфире чужие семейные тайны. «Неприлично ругать тех, кто когда-то вас принял в свою среду, в семью и, видимо, неплохо окормлял. Если вы этого не понимаете, то и говорить нам не о чем…» Кстати, от актера Михаила Державина, в прошлом зятя Буденного, я ни разу не слыхал ни одного дурного слова о командарме Первой конной. Почувствуйте разницу…
Но продолжим мою историю. Вернувшись из армии в разгар учебного года, я обнаружил, что мое место в школе рабочей молодежи занято. Совершенно случайно мне встретилась на улице давняя знакомая Галина Никонорова, знавшая меня еще активистом школьного комсомола. Теперь она работала третьим секретарем Бауманского РК ВЛКСМ и предложила:
– А иди ты к нам «подснежником»!
– Кем? – удивился я.
– «Подснежником»…
Штат райкома был строго ограничен, утверждался в вышестоящей организации, но всякая бюрократическая структура, как известно, стремится к саморасширению: кадров всегда не хватает. Как быть? Ловкие «комсомолята» нашли выход: стали оформлять нужного работника в дружественной организации на свободную ставку, хотя трудился он в райкоме. Я, к примеру, числился младшим редактором журнала «Наша жизнь» Всероссийского общества слепых. Недавно, оформляя пенсию, я так и не смог разыскать архив этого журнала, чтобы получить подтверждение о работе в нем. В результате этот год в мой трудовой стаж не включили.
В райкоме меня «бросили» на учительские комсомольские организации, и, таким образом, я занимался почти своим – учительским делом. Впечатление от аппаратной жизни было странное. С одной стороны, деловой энтузиазм и множество хороших дел не только для галочки, но и для души. Сегодня Гребенщиков или Макаревич будут лепить вам о своей неравной борьбе с «империей зла», а тогда они доили комсомольскую волчицу с таким азартом, что у той сосцы отваливались. Я состоял членом совета творческой молодежи при ЦК ВЛКСМ и наблюдал, как паразитировали на богатом комсомоле многие нынешние «жертвы застоя».
Недавно мне пришлось участвовать вместе с Макаревичем в одной эфирной дискуссии. Он, конечно, начал клеймить «Красный Египет»: мол, «Машину времени» травили, вынуждали выступать на унизительных площадках – в подмосковных клубах… «А что, – уточнил я, – разве сегодня начинающим музыкантам сразу дают Кремлевский дворец съездов?» – «Н-нет, – удивился такой постановке вопроса он. – Не дают. Но нас не пускали на телевидение!» – «Неужели? Я своими глазами в начале 80-х видел по телевизору художественный фильм «Душа», где вы играли главную роль и пели!» – «Да… Х-м…» – смутилась жертва советской власти и посмотрела на меня с недоумением, вероятно, изумляясь моей памяти. Большинство «жертв застоя» уверены, что их компатриоты страдают прогрессирующим склерозом и совсем не помнят недавнее прошлое.