По тонкому льду - стр. 3
Мужчина несильно-то и верил во всё это, но другого выбора больше не было. Шумно выдыхает, вытирая пот со лба и вцепляясь пальцами в колени. Пистолет, засунутый под ремень, упирается в поясницу. Из-за стука крови в барабанных перепонках иные звуки пропадают и ему кажется, что в кабинке за решёткой никого нет. Словно он остался наедине со своими терзаниями и воспоминаниями, которыми, наконец, хочет поделиться с тем, кто выслушает, не осудив.
– Святой отец, я согрешил. И боюсь, последний час мой близок. Я хотел бы исповедаться в своих грехах. Во всех.
– Расскажи, сын мой, что тебя тревожит, что сподвигает снова и снова обращаться к дьяволу и его учению? Какой груз на сердце ты держишь? У каждого есть шанс всё исправить перед отцом нашим праведным, – голос святого отца спокойный, рассудительный и слишком молодой.
– Я сделал много неправильного за свою жизнь. Нарушал важные заповеди, – мужчина поворачивает голову к плотной решётке между кабинками, пытаясь рассмотреть священника. Он не может избавиться от страха, который всё ближе и ближе подбирается к нему, заставляя сходить с ума. Одержим тем, что не успеет, что просрал все свои шансы.
– Открой своё сердце, ведь мы именно для этого здесь, чтобы облегчить твою боль. Ещё не поздно всё исправить. Главное – искренне покаяться в прегрешениях.
– Я воровал большие суммы, обманывал, убивал людей, совершал и другое насилие по отношению к ним. Строил свою империю, пытаясь сместить других, а лучше – задавить. Это был нечестный путь изначально, но всё получалось, и я не сомневался, что богу просто плевать на такую поганую яму, как Форт-Уэйн. Здесь мы можем делать всё, что захотим, и будем королями до тех пор, пока сможем удерживать власть в руках. Только два года назад я и мои люди поступили так, как не должны были. Продали за большую сумму тех, с кем заключили своего рода перемирие, которое тоже стоило жертв. И с этого момента несём потери одну за одной. От большой банды остался я и мои охранники. Могу понять, зачем это делалось – я должен быть последним, чтобы бояться и сожалеть о том, что вообще решился на этот шаг. Как главарь, я должен был знать, чем это может для нас обернуться. И, святой отец, я чертовски напуган. Не уверен, что в жизни должно быть столько крови. Я могу только догадываться, кто вырезает нас, словно скот. Банда, которая не сдохла, когда отрезали голову змее. Превратившаяся в чёртову гидру, – он вспыхивает раздражением и пинает в чувствах стену. Но не потому, что не до конца ощущает вину за свои грехи. Его разрушает осознание, сколько народу уже погибло от единственного неверного решения. – Простите, святой отец, я знаю, что такие грехи не исправить одним признанием. Да и пятью тоже, слишком уж большой список набежал, но я хотя бы смог начать, пока не поздно… Святой отец?
Тишина заставляет напрячься. Мужчина всматривается за решётку и никого там не находит. Когда он хватается за ручку, чтобы выйти, с другой стороны её тоже тянут на себя. Рывком, и с такой силой, что вряд ли это смог бы сделать священник, привыкший только к молитвам и чтению святых книг.
– Ну что, Йен, вот мы и встретились? Я долго ждал своего часа! – мужчина поднимает взгляд и понимает, что «священник» ему хорошо знаком. Он узнаёт в нём Ноэла Ханта, который пару лет назад сидел рядом с Люком в клубе, пытаясь решить их совместные проблемы. Мелькает мысль, что Ноэлу передалась удача от Люка, потому что новый главарь банды уже не раз выходил живым из разных передряг. Ноэл такой же, каким Йен запомнил его – высокий и темноволосый, только в нём не хватает вспыльчивости и энергии, которая его буквально обволакивала. Длинный шрам на лице и тёмное одеяние священника добавляют ему статности. А вот взгляд изменился. В нём не бурлит огонь или желание поскорее с ним закончить, виден только холодный расчёт, чего раньше Йен в буйном сопляке не замечал. Вряд ли кто-то в нём видел больше этого.