По стопам богов. Между двух миров - стр. 18

– Ты ведь уже перевёл тексты. – Произнёс Медути. – Почему молчал?

– Но ты ведь хотел покорности? – ответил Нахтамон. – Хотел наказать меня. Сначала я злился, но потом понял, что это наказание вполне справедливо. У меня только один вопрос. Если того пожелала моя матушка, почему сама не пришла?

– Я понимаю, к чему ты клонишь, – присел рядом с юношей на низкую табуретку Медути. – Твоя мать очень любит тебя и желает только добра, но она, к сожалению, не обычный человек. Она Первая жрица Амона, от неё зависит гармония в мире, благополучие нашей страны и каждого отдельного человека. На её плечах лежит слишком большая ответственность. Поэтому, если она не может быть с тобой, не значит, что ей наплевать на тебя. Ты поймёшь, когда твоим домом станет храм Амона, и ты тоже приступишь к жреческим обязанностям.

– А если я не хочу быть жрецом Амона? – Нахтамон встал на ноги и посмотрел на испорченный железным крюком потолок. – Вы меня заставите?

– Вот как. А чего же ты тогда хочешь?

Юноша глубоко задумался, но не смог дать ответ. Его с детства готовили, обучали и воспитывали только для того, чтобы он занял место своей матери, но чем быстрее приближался он к цели, тем больше она отталкивала его. Нахтамон противился своей судьбе, но где-то в глубине души знал, что ему всё равно придётся отправиться в храм Амона, покинуть дом, обрить голову и надеть жреческие одежды. Судьба Нахтамона была предрешена богами, а это важнее, чем его собственные капризы и желания.

– Хотел бы, чтобы у меня был старший брат или сестра, на которых можно было бы переложить всю эту ответственность, – промолвил Нахтамон.

– В твои годы и я так думал, – рассмеялся Медути.

– Серьёзно?

– Конечно! Но всё не так страшно, как тебе кажется. Да и два года службы в храме Амона не сравнятся со школой писцов, уж я-то знаю. Кроме того, когда ты пройдёшь обучение, с тобой будут твои слуги, советники, друзья. Я буду с тобой и, думаю, что Меритшерит тоже. Справляться со всеми тяготами будет гораздо проще, чем тебе кажется.

Нахтамон заметно покраснел. Он понял, что Медути увидел письмо, которое осталось на балконе и засмущался:

– Ты думаешь, она…

– Ох уж эта золотая пора, – довольно улыбнулся Медути и похлопал по плечу ученика. – Наслаждайся жизнью, пока ты молод и не переживай о том, чего ещё не случилось. Что касается твоего письма, ты прекрасно выражаешь свои мысли: красиво, стройно, мелодично. Этим ты меня приятно удивил. Помнится, в писцовой школе у меня был друг, настоящий поэт… Впрочем не важно. С твоим хвостом надо что-то делать. Не можешь же ты показаться Меритшерит в таком виде. Я знаю отличного цирюльника, он живёт в паре кварталов отсюда.

– А как же занятие?

– Пойдём пешком, дам тебе пару уроков ораторского мастерства по дороге.

Нахтамон улыбнулся и кивнул. В глазах Медути он видел душу родного человека, который заменил ему отца. Учитель понимал его как никто другой, даже когда он вёл себя, как капризный одиннадцатилетний мальчишка.

– Прости меня, Медути, – надевая сандалии, произнёс юноша, – я постараюсь не подводить.

Писец кивнул и повёл ученика за собой.

***

На площади перед вратами могучего храма маленькими кучками теснились акробаты, музыканты и жонглёры. Торговцы с двухколёсными тележками сновали по набережной и предлагали различные вкусности. Вдоль набережной стояли автоматы с водой